Тёмные улицы Екатеринбурга провожали Игоря домой после тяжёлой смены. Шаги его замедлялись, а в груди давила тяжёлая тоска. Окна их квартиры на пятом этаже не светились. «Где же Татьяна?» — мелькнуло в голове. Он вошёл в пустую квартиру, и тишина обожгла его, как ледяной ветер. Не успел повесить пальто, как раздался звонок. На пороге стояла соседка, Лидия Петровна, с глазами, полными тревоги: «Вашу жену, Татьяну Викторовну, увезли на скорой». Игорь остолбенел, не веря своим ушам. Всё, что он называл жизнью, рухнуло в один миг, оставив лишь пустоту и горькое раскаяние.
Мысль об этом настигла его ещё на улице, как удар молнии. Он замер, чувствуя, как земля уходит из-под ног. «Как я мог быть таким глупым?» — прошептал он, сжимая кулаки. Всё было на виду, но он не замечал. Дома его ждала Татьяна — женщина, которую он когда-то боготворил, но перестал замечать. Он представил их обычный вечер: она, не поднимая глаз, бросала: «Опять задержался?» — и уходила на кухню. «Ужинать будешь?» — спросит без интереса, и в голосе её не будет ни капли тепла.
Раньше она готовила с любовью: пекла блины, собирала рецепты, солила огурцы по бабушкиному способу. Но в последние годы всё изменилось. Для внуков, когда они приезжали, она ещё старалась, а для него — будто по обязанности. Еда стала пресной, словно она варила её без души. Когда терпение лопалось, Игорь сам брался за сковороду: жарил картошку или разогревал пельмени. Молча. Без претензий. Татьяна ела, но даже не кивала в знак благодарности. Её равнодушие резало, как нож, но он молчал, боясь сорваться.
Когда-то она была другой. Её ласковые руки, тёплый смех, тихие слова перед сном грели ему душу. Она могла обнять его и замереть, будто хотела передать всё тепло, что было у неё внутри. Но эти моменты остались в прошлом. Теперь её забота походила на тяжёлый долг. Когда это началось? Может, когда он пропадал с друзьями, а она ждала до утра? Или когда даже не приехал в роддом после рождения младшей дочери, потому что «засиделся с коллегами»? «Ну и что? Родила же, здорова!» — думал он тогда. Но её взгляд, полный боли, преследовал его годами.
Татьяна замкнулась. Стала холодной, как лёд. Обижалась на любую критику, уходила в спальню, будто бежала от него. Игорь злился: «Почему нельзя просто поговорить?» Но её молчание било сильнее крика. Когда приезжали дети, она преображалась: смеялась, суетилась, гладия внукам рубашки. А с ним — снова стена. «Кому она играет эту комедию?» — думал он. Годы шли, а их брак стал пустой оболочкой.
Игорь давно перестал пропадать с друзьями. Работал на заводе, деньги в дом приносил исправно, на стороне не гулял. Но Татьяне, похоже, было всё равно. Она сама зарабатывала неплохо, была упрямой, самостоятельной. Почему не ушла? Из-за детей? Они уже взрослые. Он не понимал её. Когда-то пробовал достучаться, но потом махнул рукой: «Живёт — и ладно». Но в глубине души мечтал о простых вещах: чтобы жена встречала его с улыбкой, а провожала с грустью. О любви, которой, кажется, не было уже много лет.
И теперь эта мысль: она его никогда не любила. Игорь вспомнил, как удивлялся, почему такая умница, красавица, выбрала его. Может, просто время было такое? Он, крепкий, статный, казался надёжным вариантом. «Дети в отца пошли — красивые», — горько усмехнулся он про себя.
Он вошёл в тёмную квартиру, и тишина давила, как камень. «Где она?» — сердце колотилось в груди. В дверь постучали. Соседка, опустив глаза, произнесла:
— Игорь Васильевич, Татьяну Викторовну скорая забрала…
Он бежал по ночному городу, захлёбываясь слезами. Впервые в жизни взмолился:
— Господи, не забирай её! Я всё исправлю, клянусь! В храм буду ходить, милостыню подавать — только верни её!
Но Татьяну он увидел уже холодной. Врачи сказали, что сердце остановилось в пути. Мир перевернулся. Дни слились в серую муть. Дети, родня, друзья — все что-то говорили, но он не слышал. В голове стучало одно: «Не успел попросить прощения».
Теперь Игорь живёт один. Дети звали к себе, но он отказался. Часто заходит в маленькую церковь на окраине. Там, в тишине, под мерцание свечей, ему кажется, будто Татьяна где-то рядом. Стены храма, будто живые, принимают его боль. Он смотрит на лик Богородицы и шепчет: «Прости, что не сберёг тебя». Но в ответ — лишь тишина, ставшая его вечной спутницей.
