Уже два года, как Варвара Семёновна не общается со своей дочерью Анастасией. Год назад, без объяснений, Настя перестала брать трубку. Она поменяла замки в своей квартире в тихом городке на Волге и чётко дала понять, что не желает видеть мать на пороге. Сердце Варвары Семёновны до сих пор сжимается от горя при мысли о дочери.
«Два года тишины, — вздыхает женщина, и голос её дрожит. — Настя живёт своей жизнью: выкладывает фотографии, встречается с подругами. Но мне — ни слова. Она взрослая, у неё дочь Машенька и муж, свой дом. Я всегда была строга — к себе, к людям, к Насте тем более. Родитель должен воспитывать. Хотела, чтобы она хорошо училась, помогала по хозяйству, держала себя в порядке».
Принципы свои Варвара Семёновна не оставляла, даже когда дочь вышла замуж. Она часто навещала Настю, но каждый приход оборачивался ссорой. «Как можно жить в таком хаосе?» — ворчала она, перебирая вещи в шкафу, будто перед ней снова стояла девочка-школьница. Упрекала за грязную посуду, за недостаток внимания к ребёнку, не стеснялась критиковать зятя: «Василий — бездельник, вечно без гроша за душой!» Она верила, что только она может сказать дочери правду, даже если та ранит.
Год назад всё оборвалось. «Позвонила Насте, как обычно, — вспоминает Варвара Семёновна, и тень обиды ложится на её лицо. — Рассказала, что племянницына дочь уже читает в четыре года. А Настя вдруг вспыхнула: „Зачем ты детей сравниваешь?“ Да как же не сравнивать, если разница налицо?» Это был их последний разговор. Вскоре Варвара узнала, что дочь поменяла замки и запретила ей переступать порог. «Думала, пройдёт, — говорит она. — Ждала, что Настя одумается, придёт, попросит прощения. Но не пришла».
Шли месяцы, а молчание становилось всё тягостнее. В конце июля у Варвары Семёновны был день рождения. Она ждала звонка, но телефон молчал. «Родной матери не поздравить!» — с горечью качает головой женщина. На следующий день не выдержала и набрала номер с чужого телефона. «Сказала ей: если не хочешь знать меня, освобожай мою квартиру!» — голос её дрожит от гнева.
Дело в том, что шесть лет назад, перед свадьбой Насти, Варвара Семёновна оформила на неё свою квартиру. «Василий, её муж, копейки зарабатывал, — поясняет она. — Хотела помочь молодой семье, была возможность. Но раз отвернулась — пусть ищет, где жить!» Анастасия ответила резко: квартира её, документы в порядке, и выселять её никто не вправе. «Заявила, что это её дом, и мне там не место, — Варвара сжимает кулаки. — Где же правда?»
Варвара Семёновна уверена, что права. «Раз такая самостоятельная — пусть докажет! — говорит она с вызовом. — Найдёт себе кров, раз мать не ценит». Но в глубине души — боль. Она вспоминает, как растила Настю, как учила её стоять за себя, как мечтала о тёплых вечерах вместе. «Я желала ей только добра, — шепчет она, и слёзы катятся по щекам. — Почему она оттолкнула меня?»
Анастасия молчит. Может, устала от вечных упрёков и материнской опеки. Может, просто захотела оградить свою семью от вмешательства, которое казалось ей невыносимым. Но Варвара Семёновна не смирится. Она ждёт, что дочь сделает шаг навстречу, но с каждым днём надежда тает, как последний снег в апреле.
