**Дневник. 12 октября.**
Наш дедушка, Николай Семёнович, в семьдесят лет оставался опорой всей нашей большой семьи. Его слово было законом, а мудрость — путеводной звездой. Мы, его дети, внуки и правнуки, всегда к нему прислушивались. Так было… раньше. Николай Семёнович и бабушка Людмила прожили душа в душу больше сорока лет. Вместе они вырастили двоих детей, троих внуков и даже трёх правнуков. Наша семья была настоящим родом — крепким, сплочённым, где делили и радость, и горе.
Их дом в тихой деревне под Пермью, с большим садом и огородом, казался нам вторым домом. Вечно в трудах, они удивляли нас своей энергией. Мы собирались на все праздники, ездили на озеро Байкал, а для них самих устраивали отдых в санаториях Крыма. Деньги складывали вместе, старались, чтобы старики ни в чём не нуждались. А они, в свою очередь, никогда не оставляли нас без поддержки — то соленьями пришлют, то деньгами помогут, а однажды и на квартиру молодым подкинули. Их любовь была бесценной.
Но три года назад бабушка умерла, и всё перевернулось. Дед остался один, и мы видели, как он мучается. Закапывался в хозяйство, лишь бы не думать. Дом требовал сил, а их становилось меньше. Мы умоляли его перебраться в город — зачем одному мучиться? Но он лишь отмахивался:
— Земля тут моя. Здесь жил, здесь и умру. А хозяйство не брошу. Да и Валентина помогает.
Валентина, соседка, стала навещать его всё чаще. Сначала приносила еду — дед в готовке не мастер. Мы даже радовались: пусть хоть кто-то о нём заботится. Но потом она перебралась к нему насовсем. И дед ожил — улыбался, глаза блестели. Мы приезжали, старались не терять связь.
Валентина с самого начала настораживала. В её поведении было что-то… чужое. Но мы глушили тревогу: главное, чтобы деду было хорошо. А потом, спустя год после смерти бабушки, они объявили, что женятся. Будто нож в сердце. Никто не ждал такого. Дед просто поставил нас перед фактом.
На свадьбу поехали не все. Отец, старший сын, не смог сдержать ярости. Говорил, что дед предал бабушкину память. Тогда в семье и начался разлад. Но хуже всего стало потом, когда Валентина, став женой, скинула маску.
Теперь к деду нельзя было приехать без звонка — требовала предупреждать заранее. Наши общие праздники отменились. Они теперь встречались только с её роднёй, а мы словно перестали существовать. Даже внуки, которых он раньше обожал, оказались забыты.
А потом выяснилось, что бабушкины украшения, которые должны были остаться в семье, Валентина отдала своим дочерям. Мы пытались поговорить, но она стояла за спиной, влезала в разговоры, заставляла включать громкую связь. В те редкие мгновения, когда её не было рядом, дед отворачивался. Он стал чужим. Будто мы для него — просто тени прошлого.
Мы не дом и не деньги хотели вернуть. Мы хотели семью. Но он лишь бросал: «Не лезьте в мою новую жизнь». Эти слова резали больнее всего. Как тот, кто был для нас всем, мог так отвернуться? И что теперь делать, если наша семья, такая крепкая когда-то, рушится у нас на глазах?