Я больше не езжу к детям по субботам
Мне семьдесят два, и то, что происходит в моей семье, причиняет мне боль. Поэтому я решила: хватит. Больше не поеду к ним в гости, чтобы повидать внука Петю. Пусть сами приезжают, если хотят. Устала чувствовать себя лишней в их доме. Сердце ноет, но иначе нельзя — пора сохранить достоинство, даже если придется остаться одной.
Всю жизнь я жила для семьи. Подняла сына Дмитрия, отдала ему все силы. Когда он женился на Наталье, я радовалась: девушка умная, руки золотые. А когда родился Петя, мой единственный внук, я будто снова стала молодой. Каждую субботу я ехала через весь город к ним: пекла ватрушки с творогом, играла с Петей, читала ему книжки. Ему пять лет, шустрый, как огонек, и мне казалось, что эти встречи дороги всем. Но со временем я поняла — что-то не так.
Перемены начались пару лет назад. Дмитрий с Натальей стали чужими. Прихожу — а они в телефонах: «Мама, посиди с Петей, у нас срочные дела». Наталья даже чай не нальет, просто скажет: «Людмила Петровна, там ваши булочки на столе, если хотите». Мои булочки? Я их для них пекла, а теперь мне их «предлагают», будто я прохожая? Молчала, не хватало сил на ссоры, но каждый раз было больно.
Последней каплей стал прошлый месяц. Приехала, как всегда, с полной сумкой гостинцев. Петя обрадовался, а Наталья посмотрела на меня и говорит: «Вы бы предупредили. У нас сегодня планы, собирались в «Ашан». Планы? А я разве не часть семьи? Предложила взять Петю с собой, но Дмитрий махнул рукой: «Да чего ты, мам, побудь с ним, мы ненадолго». Ненадолго? Они вернулись через шесть часов. Я накормила внука, поиграла, а они даже «спасибо» не сказали. Наталья лишь пробормотала: «О, вы еще здесь? Думали, уже уехали».
Вернулась домой, села в кресло, смотрела на фото, где мы с Петей кормим голубей, и плакала. Почему я стала чужой? Всю жизнь старалась, а теперь меня воспринимают как прислугу. Вспоминала, как раньше Дмитрий делился со мной мечтами, а теперь даже не спросит, как здоровье. Наталья не злая, но ее безразличие — как нож. И я поняла: так больше не могу.
Наутро позвонила Дмитрию: «Митя, больше не приеду. Хотите видеться — милости прошу ко мне. Устала быть незваной гостьей». Он замялся: «Мама, ну что ты? Петя же тебя ждет». Ждет? А ты, сынок? Не стала спорить, просто повторила: «Дверь открыта». Наталья, узнав, лишь пожала плечами: «Как скажете, Людмила Петровна». И всё. Ни попытки понять.
Теперь по субботам в доме тишина. Скучаю по смеху Пети, по его «бабуля, поиграй!». Но не могу больше навязываться туда, где меня не ждут. Соседка, тетя Зина, говорит: «Молодец, Люда. Пусть шевелятся». Но от этого не легче.
Прошло три недели — никто не приехал. Дмитрий звонил раз, спросил, не передумала ли я. Ответила: «Адрес знаешь». Он пробубнил про работу и бросил трубку. Говорят, Петя спрашивает про меня, а Наталья отвечает: «Бабушка устала». Устала? Да я каждую ночь думаю о внуке! Но не сдамся. Заслуживаю уважения, а не роли бесплатной няньки.
Иногда кажется, что была слишком жесткой. Может, стоило потерпеть ради Пети? Но потом вспоминаю их холодность — и сомнения тают. Не хочу быть бабушкой «на подхвате». Хочу быть семьей. Самовар на столе, пироги в печи. Но теперь их очередь сделать шаг. А я жду. Или не жду. Может, пора научиться жить для себя — даже сквозь боль.
