Вот я и попала в беду, расскажу вам честно — стала рабыней в семье мужа.
В глухой деревне под Орлом, где ветер гонит аромат свежескошенной травы, моя жизнь, начавшаяся с любви, превратилась в каторгу. Меня зовут Алевтина, мне 28, и три года назад я вышла замуж за Степана. Думала, обрету домашний уют, а стала современной Золушкой — прислугой для мужа, его родни и всей их оравы. Душа ноет от безысходности, а выхода пока не вижу.
**Любовь, что ослепила**
Познакомились мы с Степой на сельской ярмарке. Он — статный, с широкой улыбкой и спокойным взглядом. Говорил о крепкой семье, детях, о том, как в деревне все друг за друга стоят. Я, городская, повелась на эти сказки. Через год — свадьба, переезд в его дом. Не знала тогда, что это станет началом кабалы.
Жил он с родителями — Пелагеей Никитичной и Геннадием Семёновичем — в просторной избе. Брат с женой да куча родни вечно толклись у нас. Я думала, стану своей, а вместо этого сразу получила наказ: «Молодая, здоровая — вот и работай». Кивнула, глупая, не понимая, во что вляпалась.
**Я — бесплатная прислуга**
Мой день — бесконечная каторга. Подъём в пять утра: свёкру — кашу на молоке, свекрови — яичницу, Степану — бутерброды. Потом — драить полы, стирать вручную, копаться на огороде. К обеду нагрянут гости — надо накормить десяток ртов: щи, котлеты, компот из сухофруктов. К ночи валюсь без сил. И так изо дня в день.
Пелагея Никитична командует, как унтер-офицер: «Леля, картошку толще режешь, полы грязные!» Геннадий Семёнович молчит, но по взгляду ясно — для них я пустое место. Родня мужа, заходя, даже «здравствуйте» не скажет — сразу за стол, ждут, когда подадут. А Стёпа? Вместо защиты бурчит: «Не перечь мамке, она жизнь знает». Его предательство режет, как нож. Думала, он — моя опора, а он стал частью системы, где я — работница без прав.
**Последняя капля**
Недавно не выдержала. Когда свекровь в который раз обозвала мой борщ помоями, а гости оставили гору грязной посуды, крикнула: «Я не кухарка вам!» Все остолбенели, а Пелагея Никитична хладнокровно бросила: «Не нравится — катись в город. Там баловаться привыкла». Степан промолчал. В тот вечер я ревела во дворе, понимая — попала в капкан. Уйти некуда — квартиры в городе нет, мать далеко. Но оставаться — сдохнуть заживо.
Даже лицо моё изменилось — было румяное, стало серое, глаза потухли. Подруга Галя, увидев, ахнула: «Да ты как старая бабка! Беги, пока не поздно!» Но куда? Я ведь любила Степана… Или уже нет? Его молчание убило во мне всё. Чувствую — тону, а помощи ждать неоткуда.
**Тихий бунт**
Стала потихоньку копить деньги — мелочь, что удаётся урвать из хозяйских расходов. Мечтаю снять угол в городе и свалить. Но страшно: что скажет мать, которая так радовалась моему замужеству? Что будет со Степой? Да и как я одна выживу? Боюсь и сплетен — свекровьВ ночи, когда все уснули, я наконец решилась — завтра утром, пока будут спать, тихо уйду, даже если это будет мой последний шаг.
