Иногда мне хочется захлопнуть дверь прямо перед носом у свёкра и свекрови — их наглость рушит мою жизнь.
В маленьком городке под Воронежем, где старые дома хранят тайны соседских пересудов, моя жизнь в 33 года превратилась в бесконечное представление для родни мужа. Меня зовут Светлана, я замужем за Дмитрием, чьи родители, Людмила Николаевна и Виктор Петрович, словно считают мой дом своей столовой. Их еженедельные набеги, их бесцеремонность и равнодушие сводят меня с ума, а я не знаю, как это остановить, не разрушив семью.
**Семья, которой я хотела угодить**
Когда я выходила замуж за Диму, мечтала о душевных вечерах, о детях, о тихом семейном счастье. Дмитрий — работящий, добрый, и я любила его всей душой. Его родители поначалу казались обычными людьми: простыми, с деревенским юмором и привычкой говорить без обиняков. Я думала, что мы найдём общий язык. Но после свадьбы их «прямолинейность» обернулась хамством, а визиты — настоящей пыткой.
Мы живём в небольшой хрущёвке, купленной в ипотеку. Наш сын, Алёшка, трёхлетний сорванец, — свет в окошке. Я работаю бухгалтером в местной конторе, Дима — водитель на дальнобое. Живём скромно, но не голодаем. Однако каждое воскресенье, будто по расписанию, свекор со свекровью являются к нам, и моя квартира мгновенно становится их вотчиной. Они не звонят, не спрашивают — просто вваливаются, а я, как последняя дура, ношусь по кухне, чтобы их накормить.
**Бесстыдство без границ**
Они приходят с пустыми руками, но уходят, отдуваясь от обжорства. Людмила Николаевна восседает за столом и командует: «Света, наливай щи, да покрепче!» Виктор Петрович требует пельменей и водки, а я, словно бесплатная официантка, верчусь между плитой и столом. После их ухода остаётся гора грязной посуды, крошки по всему полу и пустой холодильник. Однажды я подсчитала: за один их визит сожрали полкило мяса, десяток яиц и весь мой домашний квас. А они даже «спасибо» не скажут — для них это в порядке вещей.
Но хуже всего — их отношение. Людмила Николаевна критикует всё: мой суп, мою уборку, моё воспитание сына. «Света, ты щи недосолила, а Алёшка у тебя худой, мало его кормишь», — заявляет она, уплетая мои котлеты. Виктор Петрович поддакивает, а Дмитрий молчит, будто так и надо. Я пробовала намекать, что устала, но свекрови хоть бы хны: «Молодая ещё, крутись лучше». Их бесстыдство — как ржавчина, которая медленно разъедает мою жизнь.
**Муж, который не замечает**
Я пыталась говорить с Димой. После очередного их набега, когда я до часу ночи мыла гору посуды, я сказала: «Дим, они ко мне относятся как к прислуге, я больше не могу». Он только вздохнул: «Родители есть родители, они так привыкли. Не драматизируй». Его слова — как нож в спину. Неужели он не видит, что я на грани? Я люблю его, но его равнодушие делает меня чужой в собственном доме. Порой мне кажется, я воюю не только со свёкром и свекровью, но и с ним.
Алёшка уже замечает моё напряжение. Спрашивает: «Мама, ты плачешь?» Я улыбаюсь, а внутри всё сжимается. Я хочу, чтобы мой сын рос в доме, где смеются, а не ходят по струнке. Но каждый их приход — это стресс, который нельзя скрыть. Иногда мне хочется просто не открыть дверь, но я боюсь: что скажет Дима? Что подумают соседи? И как я буду жить с этим чувством вины?
**Последняя капля**
Вчера они снова явились. Я три часа готовила: щи, жаркое, винегрет, пирог с капустой. Они ели, чавкали, но ни слова благодарности. Когда я попросила Людмилу Николаевну помочь убрать со стола, она фыркнула: «Я что, у тебя уборщица? Ты хозяйка — вот и трудись». Дмитрий промолчал, а я почувствовала, как во мне лопнуло терпение. Я больше не хочу быть их кухаркой, их служанкой, их вечной должницей. Мой дом — не их забегаловка, а я — не их рабыня.
Я решила поставить вопрос ребром. Скажу Дмитрию: либо он объяснит родителям, как надо себя вести, либо я больше не буду их принимать. Пусть приходят с едой, пусть помогают, или пусть сидят у себя. Знаю, это вызовет скандал. Людмила Николаевна назовёт меня дурой, Виктор Петрович начнёт бубнить, а Дима, возможно, обидится. Но я больше не могу терпеть это унижение.
**Мой бунт**
Эта история — мой крик о праве быть хозяйкой в своём доме. Свёкор и свекровь, может, и не понимают, как их поведение убивает меня. Дмитрий, может, и любит, но его молчание делает меня одинокой. Я хочу, чтобы мой дом был моим, чтобы Алёшка видел маму, которая улыбается, а не сжимает зубы. В 33 года я заслуживаю уважения, даже если ради этого придётся захлопнуть дверь перед их носом.
Не знаю, чем кончится наш разговор с мужем, но я не отступлю. Пусть будет война — я готова. Моя семья — это я, Дима и Алёшка, и я не позволю никому превратить нашу жизнь в бесплатную кормёжку. Пусть их пустые руки останутся при них, а я верну себе своё достоинство.
