Мне было всего двадцать два, когда муж ушёл от нас с двухлетним сыном. Его звали Дмитрий, и тогда я думала, что он — крепкий мужчина, опора. Но как только жизнь потребовала от него ответственности, заботы, трат на семью, он сбежал. Ушёл к другой, лёгкой и беззаботной, как летний ветерок. Сказал, что устал. Что не хочет “груза проблем”.
Так я осталась одна с малышом на руках и кучей неоплаченных счетов. Всё легло на мои плечи — детсад, работа, дом, болезни, покупки, даже кран чинила сама. Работала с утра до ночи, приходила домой — и всё равно мыла пол, варила борщ, стирала пелёнки, гладила рубашки. Сейчас можно сказать “было тяжело”, а тогда — не до разговоров. Надо было выживать.
Сына я растила как могла — с любовью, с заботой. Пожалела ли его? Возможно. Даже слишком. В свои двадцать семь он не умеет пожарить картошку, но у него всегда были чистые рубашки, полный желудок и уверенность, что “мама решит”. Я надеялась, что женившись, он наконец повзрослеет, а я смогу немного отдохнуть, заняться собой, может, найти спокойную подработку, съездить куда-нибудь, пожить наконец для себя. Но всё пошло не так.
— Мам, мы с Ларисой поживём у тебя, ненадолго, — как-то вечером сообщил он. — Пока накопим и снимем квартиру.
Что я могла сказать? Пожала плечами, согласилась. Думала: ладно, пусть поживут, молодожёны всё-таки. Лариса, надеялась я, возьмёт на себя заботу о сыне — будет готовить, убирать, стирать. А я потерплю.
Но я ошиблась.
Лариса оказалась… мягко говоря… совершенно бесполезной. Никакой помощи. Ни готовки, ни уборки, ни даже попытки помочь. Сидела целыми днями в телефоне, пила кофе с подружками, валялась на диване. Не мыла посуду, не стирала, не убирала даже за собой. Три месяца я тянула на себе троих: сына, его жену и её лень.
При этом я продолжала работать. Приходила вечером, а дома — как после бури: пустой холодильник, грязная посуда, крошки на полу, липкий стол, в ванной — куча немытого белья. Шла в магазин, готовила, убирала, мыла посуду — и всё в тишине. Лариса даже “спасибо” не говорила.
Однажды я мыла тарелки, а она спокойно подошла и поставила мне в раковину тарелку, которую, как выяснилось, прятала у себя в комнате несколько дней. На ней были засохшие остатки еды и мошки. Даже не смутилась. Поставила — и ушла. Я стояла и не могла поверить, что взрослая женщина может вести себя так.
На следующий день я не выдержала. Когда она снова принесла грязную чашку, я спокойно сказала:
— Лариса, если у тебя есть хоть капля совести, может, хоть раз сама помоешь посуду?
Она ничего не ответила. Даже слова. Просто посмотрела сквозь меня и ушла. А утром они с сыном собрали вещи и съехали. Даже не попрощались.
Вечером позвонил сын. Голос ледяной, чужой:
— Мать, зачем ты это сделала? Зачем разрушаешь мою семью?
Я не поверила своим ушам.
— Ты называешь это “разрушением семьи”? Просьбу помыть тарелку?
Он бросил трубку.
С тех пор ни он, ни Лариса не звонят. И знаешь, я не жалею. В доме снова тихо. Чисто. Свободно. Варю себе чай, включаю любимый сериал, и впервые за долгое время у меня есть силы улыбаться. Я не служанка. Я больше не загнана.
И если ради этого мне пришлось “разрушить чью-то семью” — что ж, значит, это была не семья, а иллюзия. А я больше не хочу жить в иллюзиях.
