Этот сон был странным, будто сквозь туман.
Когда свекровь, Маргарита Петровна, бросила: «Анфиса, договор дороже денег — оформляй кредит!» — внутри у меня будто оборвалась последняя нить. Это не был совет. Это было приказание, брошенное мне в лицо, пока вся семья Зверевых делала вид, что не слышит. Муж мой, Артём, молчал, будто рот водой набрал, а я стояла, чувствуя, как меня загоняют в угол, будто зверя на охоте. В тот же вечер я уехала к маме, Валентине Фёдоровне. Хватит. Я не намерена жить там, где моё слово — пустой звук, а мною вертят, как тряпичной куклой.
Три года замужества — и все эти годы я пыталась быть «идеальной невесткой». Маргарита Петровна с самого начала дала понять: в их доме я — гостья. Мы жили в её хоромах — Артём решил, что «маме одной тяжело». Я согласилась, думая, что смогу прижиться. Но свекровь пилила меня за всё: суп недосолен, полы плохо вымыты, платье слишком пёстрое. «Анфиса, — цокала языком, — ты же жена моего сына, будь посерьёзнее!» Я терпела, потому что любила Артёма. Но кредит — это перебор.
Всё началось с дачи. Маргарита Петровна захотела новую террасу, мебель из красного дерева и пруд с карпами. «Это для семьи!» — вещала она. Но денег не хватало, и она решила: кредит возьмём мы. Я протестовала: у нас ипотека, да и я копила на курсы бухгалтера. «Маргарита Петровна, мы не потянем!» — попыталась возразить. Она лишь махнула рукой: «Не выёживайся, всё для общего блага!» Артём, как всегда, проглотил язык. А я почувствовала, что стою на краю пропасти.
За ужином свекровь поставила точку: «Тёма, Анфиса, берите кредит, я уже дизайнера нашла. Договор есть договор!» Я попробовала вставить слово: «У нас свои долги!» — но она перебила: «Если не хотите, оформите на себя, но платить будете!» Артём замычал: «Мам, мы подумаем…», а его сестра с мужем уткнулись в борщ, будто меня и нет. Никто не сказал: «Анфиса права». В тот момент я поняла — я здесь чужая.
Ночью я не спала. Артём, когда я попыталась поговорить, буркнул: «Фиса, не раздувай, мама просто хочет как лучше». Для кого лучше?! Я осознала: если останусь — меня сотрут в порошок. Утром собрала чемодан. Артём остолбенел: «Ты куда?!» — «К маме. Хватит». Он залепетал: «Давай обсудим!» — но я уже решила. Маргарита Петровна, завидев мои сумки, фыркнула: «Беги к мамочке, раз не ценишь семью». Это она называет семьёй?
Мама встретила меня, как блудную дочь. «Анфиса, — обняла, — ты всё правильно сделала». У неё я наконец вздохнула полной грудью. Выслушав, она покачала головой: «Разве можно человека так ломать?» Предложила пожить у неё, пока не разберусь. А я и сама не знаю. Где-то внутри — надежда, что Артём одумается. Но только если поймёт: я не приложение к его матери.
Подруга Катя поддержала: «Фис, молодец! Пусть сами с их прудом разбираются!» — но добавила: «Дай ему шанс». Шанс? Готова. Но лишь если он выберет меня, а не мамины капризы. Пока он звонит, умоляет вернуться, но в голосе — та же неуверенность. «Фиса, мама не хотела тебя обидеть…» Не хотела? А зачем тогда давила?
Сейчас я ищу работу. Мама помогает, и я понемногу прихожу в себя. Маргарита Петровна, конечно, не извинится — она всегда права. Но я больше не кукла в её руках. Я уехала не просто к маме — я уехала к самой себе. И пусть Артём решает: я или карпы в пруду. А я знаю — справлюсь. Даже если придётся начинать с нуля.
