Могут ли дети отвергнуть отца после развода? Мои больше не хотят меня знать — всё потому, что я когда-то ушёл.
С Татьяной мы прожили бок о бок двенадцать лет. Брак казался крепким, пока между нами не выросла невидимая стена. После рождения дочек — Ольги и Кати — жена растворилась в материнстве. Я не в обиде: дети требуют заботы. Но постепенно я стал чувствовать себя мебелью — не мужем, а просто “папой наших детей”, и точка.
Мы молчали годами. Спали в разных комнатах. Мне не хватало её взгляда, словно я ещё что-то значу. И вот я познакомился с Ириной. Моложе, слушает, глаза горят — так, как у Татьяны не горели уже лет пять. Изменять не хотел. Пришёл домой и сказал честно: “Ухожу”.
Ждал криков, битья посуды. Но Татьяна лишь вздохнула: “Как знаешь”. Ни слёз, ни “останься”. Развелись. Женился на Ирине. Сначала — праздник: ужины, разговоры, смех. Потом — снова стена. И холод. И “ты меня не понимаешь”.
Старшая дочь была в переходном возрасте, младшая — во втором классе. Татьяна решила: “Лучше без тебя”. Говорила, детям спокойнее. Подарки и деньги передавал через бабушку — хоть какая-то связь, пусть и через третьи руки.
Потом родился сын — Денис. Решил: с ним всё будет иначе. Качал на руках, учил говорить, читал сказки. Но Ирина ушла, когда ему было четыре. Нашла молодого да перспективного. Условия: свидания — по графику, деньги — под отчёт. Потом её новый муж сказал: “Ты здесь лишний”. Связь оборвалась.
Сейчас мне шестьдесят восемь. У дочерей семьи, внуки — я их даже в лицо не знаю. Денис уже взрослый, но где он, чем живёт — загадка. Ни звонков, ни “как дела”. Будто я призрак. Да, я ошибался. Да, ушёл. Но неужели за это — пожизненное забвение?
Я пытался быть рядом. Помогал, как мог. Но терпение не резиновое. Не оправдываюсь — просто хочу, чтобы услышали: я ушёл, но не перестал быть отцом.
Теперь я один. Праздники — тихие. Телефон молчит. Иногда кажется: вот умру — и никто не хватится. Может, написать? Позвонить? Но что скажешь? “Простите, что сломался”?
Разве я не заслужил хоть “пап, как ты”? Разве не имею права знать, живы ли они? Их молчание — как приговор.
Сижу на лавочке у подъезда, смотрю на дедов с внуками. Слышу: “Дедуля, давай на горку!” А меня так не позовут.
Время утекает. Не хочу умирать с мыслью, что для самых родных я — ноль. Да, не святой. Да, косячил. Но разве любовь — это только про идеальные поступки?
Не знаю, простят ли. Но всё ещё надеюсь. Всё ещё жду…
