**15 ноября**
Сижу на кухне, смотрю в окно. Темнота за стеклом, хоть глаз выколи. Лицо в отражении серое, усталое. Вдруг скрипнула дверь — вошла свекровь, Валентина Петровна.
— Что не спишь в такую рань? — спрашивает, наливает себе воды из графина.
— Думаю, — отвечаю тихо.
Она собирается уходить, но я останавливаю её:
— Посидите. Надо поговорить. Дверь закройте…
Валентина Петровна насторожилась:
— В чём дело?
— Садитесь. Насчёт Артёма надо вам сказать…
Она присела, стакан в руках сжимая, а я начала говорить. Чем дальше, тем бледнее становилось её лицо. Словно язык отняло.
— Нет, Алина, ночью не выгоню. Утром собирайтесь с ребёнком. Мне на работу вставать — разбудите.
— Может, ремонт перенесём? Мы с Вовой летом на дачу уедем, а сейчас морозно… Да и Артём как раз вернётся…
— Нельзя. Сейчас дешевле — потом цены подскочат, да и летом с пылью жить неохота.
— Всё равно пыль будет, — осторожно замечаю.
— И вещи ваши, кстати, уносите. Уже говорила. Не прикидывайся жертвой. Мой сын тебя с ребёнком приютил — хоть бы молчала.
— Но это же ваш внук! — вырывается у меня.
— Да? А у Артёма дочь от той, в командировках. Вот она — моя внучка. А этот… ещё надо доказать.
Онемела. Как ножом по сердцу.
— Ему почти четыре года. И только сейчас вы это говорите? Куда мне с ребёнком идти?
— Не знаю, — пожала плечами свекровь. — Мне всё равно.
Познакомились мы с Артёмом пять лет назад. Не красавец, но казался надёжным. Любви уже не ждали — оба не первой молодости. Я — повар в школьной столовой, он — рабочий, вечно в разъездах. Забеременела — он тут же предложил расписаться. Без свадьбы, просто в ЗАГС.
Жили у его матери. Валентине Петровне не нравилось, что в её доме чужая женщина, да ещё и беременная. Она привыкла к тишине, одиночеству. А тут — то кто-то в ванной напевает, то ребёнок ночами орет. Да ещё и сын теперь реже помогает на даче.
Главное — она не верила, что я люблю Артёма. Думала, что по расчёту. И сомневалась: а Вова — точно ли внук?
Теперь она ремонт затеяла. Заранее сказала: выметайтесь. Я упиралась — мол, некуда. Хотя тётя готова была принять. Свекровь не сдавалась. Её всё раздражало: игрушки, детское питание, даже Вовины следы на полу.
Когда Артём внезапно пропал, забеспокоилась. Такого не бывало. Ночью не стала звонить, но утром телефон был выключен.
— Он никогда не отключается, — говорю, заходя на кухню. — Что-то не так.
— Спит, наверное, — буркнула свекровь. — Чего распереживалась?
— Мы каждый день переписываемся. Такого не было.
— Позвони на работу. Давай.
Набрала номер. Через пару минут лицо побелело.
— Он в больнице. Его увезли… Стало плохо.
— Как?! — Валентина Петровна чуть не упала. — Кто узнал?
— Его… бывшая. Она в курсе. Нас даже не поставили в известность.
— Я поеду! — вскочила она.
— Нет, у вас ремонт. Я Вову к тёте, а сама — к нему. Всё узнаю.
Через три недели вернулись с Артёмом. Состояние тяжёлое — последствия инсульта. Левая сторона плохо слушается, но он шутит, старается.
Я не отходила ни на шаг. Искала врачей, договаривалась о реабилитации, спала по три часа, бегала на процедуры, уколы, ЛФК. Жила только одной мыслью — поставить его на ноги.
Как-то поздно вечером, когда свекровь мыла посуду, тихо сказала:
— Всё расскажу. Только ему не говорите.
И выложила правду: Артём поехал к бывшей повидаться с дочкой. Дверь открыл незнакомый мужчина. А ребёнок — его копия. Блондин с ямочкой. Потом сама Светлана созналась: тот — настоящий отец, просто тогда она боялась остаться одна, а Артём — подвернулся.
Он сел на лавочку, и сердце не выдержало.
— Значит, — выдохнула свекровь, — внучка мне и не внучка?
— Вот именно.
После этого разговора Валентина Петровна стала по-другому на меня смотреть. Видела, как я живу Артёмом, как ночами встаю, массирую руку, слежу за диетой. Где теперь та “чужая”, “по расчёту”?
Однажды, когда я сидела за ноутбуком, она обернулась:
— Скажи честно. Вова — Артёмов сын?
Не сразу ответила. Потом подняла глаза:
— Правда перед вами. Мы начали встречаться на ваших глазах. Может, и не до безумия любила, но выбрала его. И не предала. Разве нужны вам тесты, чтобы это понять?
Свекровь не выдержала — расплакалась. Потом подошла и обняла.
— Прости меня, дуру старую. Не видела, кто передо мной.
Я тоже прослезилась:
— И вы меня простите. Я ж не мёд. Но мы же семья. Правда?
В этот момент на кухню зашёл Артём.
— Чё это вы? Что случилось?
— От счастья, сынок, — улыбнулась мать. — От того, что всё у нас хорошо.
— Ну вы, бабы… — усмехнулся он. — Плохо — ревёте. Хорошо — тоже…
— Зато с нами не соскучишься! — обняла я его, а свекровь подмигнула:
— А главное — надёжно.
**Вывод**: Жизнь — штука сложная. Иногда правда лежит на поверхности, а мы упорно ищем подвох. А всё потому, что страх и сомнения часто оказываются сильнее доверия.
