**Дневник.**
Меня зовут Анна, мне двадцать шесть. С мужем — Иваном — в браке почти два года. Живём в Екатеринбурге, в уютной двушке, доставшейся мне от бабушки. Сначала всё шло гладко: Ивану здесь нравилось, никаких претензий. Но недавно, как гром среди ясного неба, он заявил: «Пора переезжать в родительский дом — места много, детишек заведём — будет где разбежаться».
Но мне не нужен «разбег» под одной крышей с его шумной роднёй. Не хочу менять свою квартиру на дом, где правят патриархат и беспрекословное подчинение. Где я не жена, а бесплатная домработница.
Отлично помню первый визит в их дом. Огромный особняк на окраине — метров триста, не меньше. Тут живут свёкор со свекровью, младший брат Ивана — Дмитрий, его жена Светлана и их трое детей. Полный ансамбль. Едва я переступила порог, мне сразу указали моё место. Женщины — к плите, мужчины — к телевизору. Пока я ещё сумки распаковывала, свекровь уже сунула мне нож: «Режь салат». Ни «пожалуйста», ни «если не сложно». Просто приказ.
За ужином наблюдала, как Светлана покорно сновала между кухней и столом, не смея слово поперёк сказать. На любой упрёк — виноватая улыбка и кивок. Меня тогда передёрнуло. Твёрдо решила: такой доли мне не надо. Ни за что. Я — не безгласная Света, и гнуться не стану.
Когда собрались уезжать, свекровь рявкнула:
— А посуду кто мыть будет?
Я развернулась и, глядя ей в глаза, ответила:
— Гостям убирать не положено. Мы в гостях, а не в услужении.
После этого полился поток негодования. Меня обозвали неблагодарной, наглой, избалованной городской выскочкой. А я просто смотрела и понимала: здесь мне никогда не быть своей.
Иван тогда меня поддержал. Уехали. Полгода было тихо. С роднёй он общался сам — я держалась в стороне. Но потом начались разговоры о переезде. Сначала намёками, потом всё настойчивее.
— Там простор, там семья, — твердил он. — Мама с ребятишками поможет, ты отдохнёшь. А твою квартиру сдадим — дополнительные деньги.
— А работа? — спрашивала я. — Я не брошу карьеру ради жизни в посёлке за 50 вёрст от города. Чем я там заниматься буду?
— Тебе работать не придётся, — отмахнулся он. — Родишь ребёнка, будешь по хозяйству, как все. Женщина должна быть дома.
Это переполнило чашу. У меня есть образование, карьера, свои цели. Я редактор, люблю работу, всего добилась сама. А мне говорят, что моё место — у плиты и с пелёнками? В доме, где на меня будут орать за невымытую сковородку и учить, как правильно рожать и варить борщ?
Ясно, что Иван — порождение своей среды. Там сыновья — продолжатели рода, а жёны — пришлые, обязанные молчать и кланяться за кусок хлеба. Но я не из тех, кто терпит унижения. Молчала, когда свекровь меня оскорбляла. Молчала, когда деверь с усмешкой бросал: «Наша Света-то не возмущается!» Но теперь хватит.
Я сказала Ивану прямо:
— Либо живём отдельно и уважаем границы, либо возвращаешься в родовое гнездо без меня.
Он обиделся. Сказал, что я гублю семью. Что в их роду не принято, чтобы сыновья жили «на жениной земле». А мне всё равно. Моя квартира — не чужая. И моё слово — не пустой звук.
Разводиться не хочу. Но и жить в его «кланé» тоже не намерена. Если он не оставит идею поселить меня под крылышком маменьки, первая соберу чемодан. Потому что лучше одной, чем вечной второй после его родни.
**Вывод:** границы — не прихоть, а условие выживания.
