Мы с сестрой не общались больше двадцати лет. А теперь она просится ко мне пожить… Я в смятении.
Меня зовут Ольга. Мне сорок, у меня крепкая семья: двое сыновей, любящий муж Андрей, уютная квартира в Нижнем Новгороде и дача под Сузданом, куда мы выезжаем каждое лето. Казалось бы, всё хорошо. Но сейчас передо мной выбор, который не даёт покоя. Потому что он касается моей сестры — женщины, от которой нас отделяют не километры, а годы молчания, обид и боли.
Когда мне было пять, умер отец. А через десять лет мама ушла от рака. Я осталась одна. Марина, моя старшая сестра, тогда уже была взрослой — ей исполнилось двадцать три. Перед смертью мама умоляла её не оставлять меня. Марина оформила опекунство, и мы остались вдвоём в родительском доме. Только вот домом это трудно было назвать…
Я была трудным подростком — злой, грубой, потерянной. А Марина — холодной, строгой, замкнутой. Она никогда не обняла меня, не сказала ласкового слова. Не ругала — просто смотрела равнодушно. Я помню, как плакала ночами в подушку, мечтая только об одном — сбежать из этого душного дома.
В семнадцать я влюбилась. Привела парня домой. Но муж Марины — тогда она уже была замужем за Игорем — грубо выставил его за дверь. А потом Марина спокойно бросила: «Если не нравится — уходи». Я собрала вещи и ушла. Никто не остановил. Никто не позвонил. Никто не искал.
С Димой мы прожили недолго — он оказался не тем, кем казался. Ютились в его съёмной комнате, перебивались с копейки на копейку. Потом просто расстались. Возвращаться к сестре я не хотела. Она ждала ребёнка, да и после всего я чувствовала — мне там не место.
Уехала в Воронеж, устроилась кассиром, жила в общежитии. Было трудно, страшно, но я цеплялась за любую возможность. А потом встретила Андрея. Спокойный, надёжный, добрый. Мы поженились. Родились сыновья. Взяли ипотеку, купили машину, потом и дачу — небольшой, но тёплый домик.
А сестра? Я о ней почти ничего не знала. Лишь обрывки слухов: у них с Игорем всё хорошо, он открыл бизнес, купили большую квартиру. А потом — всё рухнуло. Игорь запил, Марина развелась, квартиру продали, деньги поделили. Она с дочкой перебралась в хрущёвку.
Я не лезла в их жизнь. У каждого своя дорога. Но полгода назад позвонила общая знакомая: дочь Марины вышла замуж и… выгнала мать из квартиры. Без права вернуться.
И тут начались звонки. Сообщения. Мольбы. Марина. Сестра, с которой я не говорила двадцать лет. «Прости меня…», «Я больна…», «Мне некуда идти…», «Дай пожить хотя бы на даче…». Я читаю и не понимаю, что чувствую. Жалость? Злость? Пустоту?
Андрей говорит: «Пусть живёт. Мы ведь там только летом. Да и родная же кровь». Я молчу. Вспоминаю себя — семнадцатилетнюю, с чемоданом на крыльце дома, которому было всё равно, выживу ли я.
Я простила. Без злобы. Но впустить обратно — значит снова пустить в жизнь человека, который когда-то вычеркнул меня из своей. А вдруг она снова исчезнет? Я не хочу брать на себя чужую ношу. Но и бросить — тоже не могу.
Я стою на пороге. И не знаю, какой путь выбрать. И от этого сердце болит ещё сильнее.
*Иногда простить — это не значит вернуться назад. Иногда прощение — это просто отпустить.*
