Свекровь против уборки и плиты: когда-то нас выгнала, а теперь сама зовёт — но со своими правилами
Пять лет назад я стала женой Владимира. Решение было взвешенным, зрелым, принято с любовью и уверенностью, что вместе мы преодолеем всё. Но ещё до свадьбы, когда мы пришли сообщить о наших планах его матери, её реакция ударила, как ведро ледяной воды из проруби:
— Не надейтесь на мою помощь! И жить со мной не собирайтесь! Я здесь хозяйка и никому не уступлю своё место!
Мы с Володей переглянулись. Особенно я была ошеломлена. Ведь ещё во время его учёбы, по настоянию этой самой матери, он съехал с её трёшки в Питере на съёмную квартиру. Мол, так удобнее всем. Вот там мы и остались после свадьбы, копя на своё жильё.
А у свекрови — просторная трёшка в центре Москвы, доставшаяся от родителей. Отец умер рано, мать дожила с ней до седых волос. Свекровь развелась, когда Владимиру было лет шесть. В браке продержались всего пять лет. И, как она мне сама позже призналась:
— Я не рождена быть прислугой. Ненавижу стирку, готовку, уборку. Я не рабыня — я женщина! Я должна жить для себя!
После развода она вернулась в родительский дом, где за всем следила её мать. Бабушка Володи варила, мыла, убирала, нянчила внука и дочь, потому что та, мол, «пахала» и «карьеру строила». Даже когда бабушка слегла, свекровь не взяла на себя заботы. Не отступала от своих принципов — ни на йоту.
Потом умер отец Владимира. Они общались. Квартиру отца по завещанию поделили между мужем и мачехой. Та оказалась разумной — согласилась продать свою долю, и мы с Володей выкупили её. Переехали, обжились, родили дочку. И тут началось…
Когда Катюше было полгода, Владимир на льду подвернул ногу — сложный перелом. Его уволили, деньги таяли. Я не могла работать — грудной ребёнок, муж на костылях, ипотека, долг мачехе. Мы считали каждую копейку. И тогда Володя, скрепя сердце, позвонил матери:
— Мам, может, переедем к тебе на полгода? Свою сдадим, выправимся…
Ответ прозвучал резко и сухо:
— Да, ни за что! У меня тут Люда живёт! Она мне по дому помогает, а вы только мешать будете!
Люда — её двоюродная сестра, немолодая, одинокая. Раньше жила в деревне, но дом сгорел. Свекровь «великодушно» приютила её… чтобы та мыла, готовила и убирала. Люда стала бесплатной прислугой. И свекровь даже не стеснялась:
— Ты у меня на всём готовом! Иди работай, нечего даром хлеб есть!
Мне было жаль Люду. Она казалась затравленной, но молчала. А потом… исчезла. Через полгода Володя сообщил:
— Представляешь, Люда сбежала! Нашла мужика с квартирой — и укатила, даже не попрощалась.
Мы порадовались за неё. Добрая, тихая женщина, заслуживающая уважения, а не приказов и унижений. Но теперь свекровь осталась одна. Кто теперь будет за неё мыть полы и варить борщ?
И вдруг — звонок. Она сама!
— Ладно, переезжайте. Квартиру сдавайте. Но условие: Оля (то есть я) будет за всем следить! Готовить, убирать, стирать. Ну а что? Бесплатно жить будете!
Когда Володя передал её слова, я просто фыркнула.
— Ты ей сказал, что это бред? — спросила я.
— Конечно, — кивнул он. — Обиделась. Сказала, наймёт домработницу.
Пусть нанимает. Мы оба работаем, я вышла из декрета, дочь в садике. У нас свой угол, свой покой. Я не стану служанкой для женщины, которая всю жизнь бежала от ответственности, но с радостью сидела на шее у своей матери.
Прошло пару дней, и она снова позвонила, наивно спросив: «Ну что, передумали?»
Нет, не передумали. А я подумала: скоро она на пенсию. На домработницу денег не хватит. Интересно, кого тогда будет упрашивать? Или, может, возьмёт наконец тряпку, сковородку, швабру — и научится жить по-взрослому?
Посмотрим. Время покажет.
