— Ты мне никто! — крикнула Света, хлопнув дверью так, что задрожали фарфоровые фигурки в буфете. В квартире повисла мёртвая тишина. Татьяна опустилась на табурет, сжимая в руках кружку с остывшим чаем.
— Мам, что-то случилось? — заглянула в кухню младшая Леночка.
Татьяна только махнула головой. На глазах выступили слёзы.
— Опять Светка орет?
— Учительница звонила… — прошептала женщина. — Да ладно, ерунда…
Лена подошла и обняла маму за плечи:
— Ну хватит, родная. Всё образуется. — Несмотря на то, что Лене было всего двенадцать, в ней чувствовалась взрослая мудрость. Порой казалось, что она даже разумнее своей сводной сестры, которой уже шестнадцать.
Через час с работы вернулся Михаил. В доме запахло жареной картошкой. Все, кроме Светы, сели за стол.
— А её где? — спросил он, глядя на пустой стул.
— Обиделась, — ответила Лена, аккуратно наливая борщ.
Михаил взглянул на жену. Та опустила глаза.
— Марья Ивановна звонила. У Светы хвосты по всем предметам. Я попробовала поговорить… — Татьяна замолчала, сдерживая слёзы.
Михаил встал и подошёл к комнате дочери. Постучал.
— Не входи! — донеслось из-за двери.
— Я один. Можно?
Дверь приоткрылась, и Света, убедившись, что за ним никого нет, нехотя впустила отца.
— Что за беспорядок? — он оглядел разбросанные вещи и пустую пачку от «Доширака».
— Татьяна опять… — начала девочка, но отец перебил:
— Я сам говорил с Марьей Ивановной. Ты реально скатилась по всем предметам. В чём дело, Света?
Она молчала. Притворно складывала учебники в рюкзак.
— Я не требую, чтобы ты любила Таню, но могла бы хотя бы уважать. Ты же её каждый день ранишь.
— А она меня — нет? Ты её с Ленкой в «Мегу» возил, а я одна тут торчала!
— Ты забыла, что я тебя тогда наказал за ночную прогулку к Дашке?
— Конечно! Я плохая, а Леночка — ангел!
— Хватит! — голос Михаила стал резким. — Совсем голову потеряла!
Он вышел, не дожидаясь ответа. На кухне Татьяна сидела, сцепив пальцы. Слова застревали в горле. Но, взглянув на мужа, промолчала. Лишь через минуту выдавила:
— Я больше не знаю, что делать. Света отталкивает меня, ревнует тебя. Я старалась, честное слово… но так и не стала ей хоть кем-то близким.
— Знаю, родная, — Михаил обнял жену. — Но как быть?
— Нам надо разъехаться. Ненадолго, — с трудом произнесла Татьяна.
— Что? — он отпрянул. — Ты серьёзно?
— Может, если она почувствует, что ты только с ней, что-то изменится…
Света слышала каждое слово, притаившись за дверью. В груди зажглась надежда. «Папа снова будет жить со мной».
Утром Михаил сообщил дочери, что они переезжают в старую квартиру. Лена расплакалась. Ворвалась в комнату Светы и закричала:
— Ты ненавидишь мою маму и отнимаешь у меня папу! — и выбежала, хлопнув дверью.
Света не ожидала такого поворота. Сначала она ликовала, пока не поняла, как тяжело жить без Татьяниных рук. Никто не готовил. Никто не помогал с уроками. Отец был на работе, а ей приходилось варить пельмени и гладить рубашки. Он стал жёстким, раздражённым. Не как Таня, которая терпеливо объясняла, даже когда ей кричали в лицо.
Близился день рождения. Света решила испечь торт. Нашла рецепт, замесила тесто… но не уследила. Коржи подгорели. Когда отец вернулся, он застал дочь в слезах над чёрным бисквитом.
— Пап… давай вернёмся, — прошептала она, уткнувшись в его плечо. — Прости меня. Я люблю тебя… и Таню… и Лену…
— Я тоже тебя люблю, солнышко. Но вернуться — не так просто. Мы их обидели. Надо сначала спросить, готовы ли они нас принять.
Света молчала. Ей было стыдно. Очень стыдно.
— Пойми, — сказал Михаил, — Таня тебе может и не родная мать, но она заслуживает уважения. И ты должна извиниться.
Всю ночь Света не спала. Впервые за долгое время она не злилась. Просто чувствовала стыд и боль. Наутро она сама попросила отца отвезти её к Тане и Лене.
Она извинилась. Искренне. Со слезами. Перед Татьяной. Перед Леной. А через пару дней впервые в жизни прошептала: «Мама… прости меня».
И никто не знал, кто из них в тот момент плакал сильнее.
