Звали меня Пелагея, и жила я в тихом городке на Урале, где леса густые да реки быстрые, а в домах от поколения к поколению берегли тепло семейного очага. С малых лет грезила я о большом доме, где детские голоса звенели бы, как колокольчики, и о муже — надёжном, как гранит. Но судьба распорядилась по-своему, и теперь разрывалась душа моя между супругом да роднёй кровной.
Первый брак мой, полный надежд, рассыпался, как песок сквозь пальцы, спустя восемь лет. Детей Бог не дал, и эта печаль стала стеною меж нами. После развода будто пустота поселилась в груди, и думала я — не видать мне больше счастья. Но встретился на пути моём Иван — мужчина крепкий, с душой, опалённой горем: жена его от тяжёлой болезни отошла, оставив на руках двух ребятишек. Полюбила я его за стойкость, за то, как детей своих, как родных, оберегал.
Вышли мы замуж, переселилась я в его просторный дом на окраине, а квартира моя в городе осталась матушке да бабушке. Живут они там, не тужат — обе крепкие ещё, хоть годы уже не те. Бабушке, Аграфене Петровне, восьмой десяток пошёл, а матушке, Марфе, шесть с половиной. Сами пол моют, щи варят, в лавку ходят. Матушка даже подрабатывает — письма людям правит, чтоб без дела не сидеть. Навещаю их часто, гостинцы привожу, по хозяйству помогаю. Но в сердце таится мечта: чтобы жили они со мной, под одной крышей, как встарь водилось на Руси — всей семьёй.
Но Иван и слышать не хочет. Словно ножом по сердцу его отказ. Сам он в большой семье вырос, где деды да бабки в каждый шаг встревали, советы сыпали, будто горох из мешка. Поклялся он тогда — никогда в доме своём такого не допустит. “Хочу, Пелагея, — говорит, — чтоб свой уклад был, без чужих наставлений”. Да как объяснить ему, что матушка да бабушка — не чужие, а плоть от плоти моей?
Дом — его, правила — его. Не могу я настаивать, не мое право. Но каждый раз, уезжая от родных, чувствую — словно часть души там остаётся. Пока справляются, но знаю: придёт время, когда руки мои им понадобятся. Бабушка уж с палочкой ходит, а матушка, хоть и молчит, усталость в глазах читаю. Как оставлю их одних, когда беда постучится?
Пробовала говорить с Иваном, да только ссоры из этого выходят. Не хочет он и слушать о переезде родных, а я не могу их бросить. Мысли эти ночами душат, сон отгоняют. Если не передумает Иван, придётся выбирать: муж или те, кто на ноги меня поставил. Разводиться не хочу — люблю его, детей его, как своих, приняла. Но предать матушку с бабушкой? Сердце не камень, не выдержу.
Молюсь каждый день, чтоб смягчился Иван, да пока глух он. Стою на перепутье, и страх сковывает. Потеряю мужа — жизнь перевернётся. Брошу родных — совесть загрызёт. Где выход, когда оба пути — как по лезвию ножа?
