Мне пятьдесят пять лет, и всю жизнь я считала, что свекровь с невесткой могут ладить, если обе будут вести себя по-умному. Ведь нас связывает любовь к одному человеку — моему сыну. Я была уверена, что даже при разных взглядах можно найти общий язык. Так думала… пока не случились те выходные на даче, которые я теперь вспоминаю с горечью.
Сын скоро женится. Его избранницу — Алевтину — я до этого видела пару раз мельком. Чтобы познакомиться поближе, мы пригласили молодых на дачу подышать воздухом и пообщаться. Я старалась изо всех сил: продумала меню, наготовила закусок, салатов, горячего — хотелось устроить душевный семейный ужин.
В субботу днём они приехали. Я радостно их встретила, улыбалась. Пока они распаковывали вещи, я начала накрывать на стол и попросила Алёну помочь: нарезать хлеб да разложить вилки с ножами. Не пельмени лепить, не огурцы солить — обычное дело. Но она, услышав, даже не шелохнулась — продолжила сидеть рядом с сыном, будто мой голос был пустым звуком. Я промолчала: вдруг не расслышала? Сама всё донесла, сервировала стол, не стала настаивать — неловко.
После обеда молодые ушли отдыхать, а мы с мужем остались мыть посуду. Вечером, перед шашлыками, решили попить чаю — я снова накрывала. И опять обратилась к Алевтине:
— Алёна, порежь, пожалуйста, сыр.
А в ответ услышала такую фразу, что у меня в груди похолодело:
— В гостях не пристало хозяйничать. Пусть хозяйка сама всё делает, как ей удобно.
Я онемела. Разве сыр можно нарезать “неправильно”? И с каких это пор простая просьба стала “хозяйничанием”?
Весь вечер она держалась отстранённо. Когда мужчины вышли жарить шашлык, она даже не подошла ко мне, не заглянула на кухню. Сидела, смеялась, а я носилась с тарелками. Даже после ужина не предложила помочь убрать. Сын заметил моё недовольство и сам начал складывать посуду. А она? Будто ничего не случилось. Ни одного “давай помогу”.
Наутро они проспали до обеда, потом неторопливо собрались в город. Постель не заправили — видимо, чтобы снова не “вмешиваться”.
Я люблю гостей. Ко мне часто приезжают подруги, родня, даже друзья мужа. И все хоть чем-то помогают: убрать со стола, помыть чашки, накрошить салат. Сестра всегда говорит: “Ты готовила — теперь моя очередь”. Знакомые привозят продукты, чтобы не обременять меня. Это уважение. Это благодарность за хлеб-соль.
Но поведение Алевтины — как ведро холодной воды. Будто я обязана хлопотать одна, раз “хозяйка”, а она — лишь отдыхать. Ни тени благодарности, ни попытки помочь. Только равнодушие и удобство.
Я сдерживалась, не показывала обиды. Но внутри кипело. И теперь не знаю, как быть. Через пару месяцев — свадьба. Так или иначе, нам придётся находить общий язык. Не хочу враждовать в семье. Но и прислуживать взрослой девушке, которая считает ниже своего достоинства даже сыр нарезать, — тоже не намерена.
Что дальше? Будет ли она всегда так — отстраняться, считать дом не своей заботой? А если внуки появятся? Стану ли я нянчиться, пока она “отдыхает”, а потом выслушивать, что “бабушки должны помогать”?
Может, я отстала от жизни? Может, теперь в моде быть “гостьей” — улыбаться, болтать, но пальцем не пошевелить? Но мне ближе другое. Где семья — это поддержка, забота, тепло. А не чужие люди за общим столом.
Сын пока ничего не замечает. Он её любит — и слава Богу. Не хочу становиться между ними. Но и молчать не могу. Потом будет поздно…
