В маленьком городке на Урале, где избы хранят тепло поколений, мои мечты о счастливой свадьбе разбились о суровую правду жизни. Я, Аграфена, хотела познакомить родителей жениха, Семёна, с моей матушкой, но вместо доброй беседы случился скандал, оставивший в сердце рану.
Мы с Семёном встречались два года, и я верила, что нашла свою судьбу. Он был работящим, заботливым, всегда поддерживал меня. Когда он сделал предложение, я парила от счастья. Решили, что пора сводить родителей. Моя мать, Пелагея, жила в Германии, трудилась там много лет, но ради такого дела приехала на родину. Родители Семёна, Тихон и Марфа, ютились в съёмной избе, и я знала, как им нелегко. Семён помогал им деньгами, платил за кров, и я уважала его за это. Но не думала, что их нужда обернётся бедой.
Устроить встречу было хлопотно. Матушка предложила собраться у нас, чтобы было по-домашнему. Я готовилась несколько дней: мела полы, закупала провизию, пекла пирог по бабушкиному рецепту. Семён уверял, что его родные рады знакомству. Я представляла, как мы сидим за столом, смеёмся, говорим о свадьбе. Но вышло иначе.
В тот день мать приехала с дороги усталая, но счастливая. Привезла подарки для Семёновых родителей: немецкий шнапс да гостинцы. Я гордилась ею — она умела расположить к себе. Но когда Тихон с Марфой переступили порог, сразу почувствовалась натянутость. Марфа окинула избу взглядом, полным зависти, а Тихон хмурился. Я пыталась разговорить их, угощая чаем, но Марфа вдруг завела речь о тяготах.
«Век в чужих углах живём, — начала она, глядя на матушку. — Семён нас тянет, сам еле концы сводит. А вы, Пелагея, небось в Германии в бархате купаетесь?» Голос её звенел злобой. Мать, стараясь сгладить, ответила, что работает прислугой, живёт скромно, но Марфа перебила: «Скромно? А зачем тогда дорогие подношения? Хвастаться приехали?»
Я онемела. Матушка смутилась, Тихон молчал, не вступаясь. Семён покраснел, но слова не сказал. Марфа продолжала: «Вы тут пироги печёте, а мы с голоду пухнем! Думаете, коли у вас всё есть, можно над нами насмехаться?» Я попыталась возразить, но она уже кричала, обвиняя нас в спеси. Мать, не стерпев, поднялась: «Я приехала познакомиться, а не терпеть обиды». Марфа бросила: «Так и скатывайтесь обратно в свою Германию!»
Вечер провалился. Марфа с Тихоном ушли, хлопнув дверью. Семён извинялся, но слова его были пусты. Мать плакала, а я чувствовала, как рушится моя мечта. Как семью строить, коли родня жениха такова? Корила себя: надо было встретиться в трактире, не звать их к нам. Но злоба их была необъяснима. Разглядели в нас врагов лишь потому, что живём чуть сытнее?
Наутро я позвала Семёна поговорить, надеясь, что он вразумит мать. Но он ответил: «Марфу не переспоришь, ей век страдать. Может, твоя мать и вправду заносится?» Эти слова добили меня. Любила его, но как принять семью, что ненавидит мою? Матушка уехала в Германию, не простясь с его роднёй. Сказала: «Аграфена, подумай, нужна ли тебе такая свекровь».
Теперь я в раздумье. Семён просит времени, но не могу забыть, как унизили мать. Марфа даже не покаялась, а Тихон молчанием её поддержал. Боюсь, этот гнев отравит нашу жизнь. Любовь к Семёну ещё жива, но трещина меж нами растёт. Мечтала о свадьбе, о большой семье, а получила лишь ссору да боль.
Соседка, узнав о случившемся, посоветовала поговорить с Семёном прямо: коль не может заступиться, стоит ли ждать? Не хочу терять его, но и под гнётом её злобы жить не смогу. Душа рвётся меж любовью да гордостью. Хотела сроднить семьи, а вместо этого потеряла веру в наше завтра. Марфа своим гневом не только вечер испортила, но и надежду на счастье с Семёном.
