В тихом провинциальном городке под Самарой, где время словно замедляет свой бег, а родственные связи считаются священными, моя жизнь превратилась в настоящий ад. Я, Светлана, мать троих малышей-погодок, едва сдерживаюсь от отчаяния. Моя свекровь и родная мать, перешагнувшие пятидесятилетний рубеж, внезапно решили, что их личные интересы важнее моей ежедневной битвы за выживание. Они укатили на двухнедельные йога-курсы в Алтай, бросив меня одну с детьми, и эта обида жжёт мне душу.
Мои дети — Ваня пяти лет, Лиза четырёх и крошка Серёжа, которому едва исполнился год. Муж, Дмитрий, пропадает на работе от рассвета до заката, лишь бы семья ни в чём не нуждалась. Я не виню его — он старается изо всех сил. Но день за днём я остаюсь один на один с тремя неугомонными малышами, требующими внимания ежеминутно. Ваня засыпает вопросами, Лиза постоянно ноет, а Серёжа рыдает, если хоть на минуту выпустить его из рук. Моя жизнь — бесконечный круговорот пелёнок, кастрюль, половых тряпок и отчаянных попыток сохранить рассудок. Я сплю урывками, и силы уже на исходе.
Когда я носила под сердцем Серёжу, свекровь, Валентина Петровна, и мама, Татьяна, клятвенно обещали поддерживать. Говорили, что будут брать старших гулять, присматривать за младшим, давать мне передышку. Я верила им, цеплялась за эти обещания как утопающий за соломинку. Но после рождения Серёжи всё перевернулось. Валентина Петровна вдруг заявила, что у неё “свои планы” и она “не нянька”. Мама же начала твердить, что “устала за свою жизнь” и теперь хочет “пожить в своё удовольствие”. Их слова резали как нож, но я всё ещё надеялась.
А потом они нанесли новый удар. Словно сговорившись, обе объявили о поездке на йога-тур в Горный Алтай. “Нам нужно перезагрузиться, — оправдывалась мама. — Светочка, ты же поймёшь, нам тоже нужен отдых”. Свекровь добавила: “Молодая ещё, справишься. Я в твои годы одна с двумя управлялась”. У меня подкосились ноги. Они же видели, как я еле волочу ноги, слышали мои мольбы о помощи. Но их “духовный поиск” оказался важнее моих слёз.
Я пыталась достучаться до них. “Как я одна справлюсь с тремя? — умоляла я. — Серёжа с температурой, Ваня совсем отбился от рук, я даже поесть нормально не успеваю!” Мама лишь отмахнулась: “Не придумывай, все матери через это проходят”. Валентина Петровна и вовсе бросала ледяным тоном: “Хватит истерик, Света. Две недели — не вечность”. Их бессердечие обжигало хуже кипятка. Я чувствовала себя выброшенной за борт, словно мы с детьми — помеха их новой, “осознанной” жизни.
Дмитрий, узнав об их отъезде, только развёл руками. “Не я их отправлял”, — промолвил он. Эти слова добили меня окончательно. Я осталась один на один с хаосом. Первый день без них стал кошмаром: Серёжа не слезал с рук, Лиза опрокинула комп на новый диван, а Ваня закатил скандал из-за отказа идти на улицу. Я орала на них, а потом рыдала в подушку от стыда. Жизнь превратилась в кромешный ад, а помощи ждать было неоткуда.
Я набрала маму, ещё надеясь на чудо. Но она, бодрая и весёлая, лишь щебетала: “Светуля, здесь так здорово! Держись, всё наладится”. Валентина Петровна даже трубку не подняла. Их равнодушие обрушилось на меня тяжёлым камнем. Я вспоминала их клятвы быть опорой, их сюсюканье с внуками. А теперь они в позе лотоса любуются закатами, пока я захлёбываюсь в бесконечных хлопотах.
Соседка Ирина, увидев моё измождённое лицо, зашла проведать. Услышав детский плач и увидеОни вернулись через две недели с загаром и умиротворёнными улыбками, но в моём сердце уже не осталось места для прощения.
