**Справедливость по наследству**
Два года назад, когда я с женой Леной каждый день ездил к её бабушке, чтобы заботиться о ней, никто из родни и не вспоминал о старушке. А теперь, когда она умерла и оставила нам свою квартиру, все вдруг оживились и слетелись, как вороны на падаль, требуя свою долю. До сих пор не верится, как люди, годами не звонившие и не навещавшие, вмиг превратились в «борцов за справедливость». Эта история заставила меня переосмыслить, что такое семья.
Бабушка Лены, Татьяна Ивановна, была крепкой духом старушкой. Даже в свои девяносто она старалась держаться бодро, но последние пару лет здоровье её совсем сдало: почти не вставала, плохо видела, требовала постоянного ухода. Мы с Леной жили рядом, потому и взяли на себя хлопоты. Жена варила ей обеды, убиралась, помогала с мытьём, а я возил её по поликлиникам, таскал лекарства и латал всё, что ломалось в её хрущёвке. Не сказать, что было просто — у нас самих двое детей, работа, свои заботы, но я ни разу не считал это обузой. Татьяна Ивановна растила Лену, пока её родители мотались по командировкам, и для нас было делом чести окружить её теплом в последние годы.
За всё это время остальные родственники появлялись редко. Тётя Светлана, жившая в другом городе, заезжала раз в год с коробкой «Белореченских» и парой дежурных фраз. Двоюродный брат Дмитрий вообще не показывался — вечно был занят то работой, то семьёй. Остальные раз в полгода звонили «поинтересоваться». Никто не предлагал ни копейки, ни помощи. Нас это даже устраивало — мы не ждали, что кто-то разделит эти хлопоты. Но я и не думал, что всё изменится, как только речь зайдёт о наследстве.
Когда бабушка умерла, мы с Леной были разбиты. Её уход оставил пустоту. Но уже через неделю после похорон начались звонки. Первой объявилась тётя Светлана. Вломилась к нам домой и, даже не спросив, как мы держимся, сразу завела разговор о квартире. «Ленка, ты же понимаешь, мама оставила наследство не только вам, — заявила она. — Мы тоже её кровь, у нас права есть». Лена онемела. Тётя, годами не появлявшаяся, не помогавшая ничем, теперь претендует на квартиру? Жена попыталась объяснить, что бабушка сама решила оставить жильё нам, ведь мы за ней ухаживали. Но Светлана лишь фыркнула: «Нечестно это. Ты просто под боком жила».
Потом в дело вступил Дмитрий. Прислал длинное сообщение, как он «обожал» бабушку и как ему «больно», что квартира только наша. Предложил «разделить по-братски». Хохотать или плакать? Дима не появлялся у бабушки лет десять, на похороны не приехал — дела, мол. А теперь вспомнил о любви? Лена ответила, что завещание чёткое, но он начал грозить судом.
Ситуация накалялась. Даже дальние родственники, которых мы едва знали, стали звонить с намёками: «Не жмотьтесь». Мы чувствовали себя, как волки в загоне. Нам не нужны были бабушкины квадратные метры — одни хлопоты, та же панельная двушка с убитым ремонтом. Но зато сколько воспоминаний! Там мы пили с бабушкой чай, слушали её байки, праздновали Новый год… А теперь всё это превратилось в поле боя.
Я сказал Лене: «Не оправдывайся. Завещание есть завещание». Обратились к юристу — оспорить почти нереально. Но даже уверенность в законе не сняла горечи. Как легко люди забыли о бабушке при жизни и как рьяно ринулись делить её добро!
Однажды Лена не выдержала и позвонила Светлане. Спросила напрямую: почему не помогала, если теперь борется за наследство? Та начала юлить: мол, далеко живёт, проблемы свои. В конце бросила: «Лен, не будь жадиной, мы же родня». Жадиной? Лена, которая годами меняла бабушке памперсы и ночами дежурила у её постели? Жена бросила трубку и разрыдалась.
Сейчас мы закрываем этот вопрос. Не станем уступать — бабушкин выбор для нас закон. Но осадок остался. Я больше не вижу этих людей прежними. Настоящая семья — те, кто рядом не из-за выгоды. Для нас это Лена, дети и память о Татьяне Ивановне. А остальные… ну, с ними всё ясно.
