Вот переработанный вариант вашей истории с учётом всех пожеланий:
Мне так и хотелось провалиться сквозь землю от обиды, пока я разговаривала с матерью, уткнувшись в заледеневшее кухонное окно. «Мама, ну как ты могла? О чём ты думала, когда подарила тёте Гале половину нашего дома? А теперь она ещё и в нашу часть норовит перебраться!» — вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы. На том конце провода повисло молчание, а у меня внутри всё переворачивалось от несправедливости. Раньше мамина доброта, которой она так кичилась, казалась мне благородной чертой. Теперь же я видела, во что это вылилось.
Всё началось лет пятнадцать назад, когда моя мать, Татьяна Петровна, решила выручить младшую сестру Галину. Тётя Галя тогда лишилась мужа, работы и крыши над головой. Наша мама, всегда готовая спасать весь мир, мигом подсуетила ей комнату в бабушкином доме. Дом-то был старый, двухэтажный, на первом жили родители, а второй пустовал. Казалось, это ненадолго — пока Галя не встанет на ноги. Но тётя, как влипшая в асфальт жвачка, так и осталась там жить. А потом случилось нечто невообразимое: мама оформила на неё половину дома! «Она же родная кровь!» — оправдывалась мать, когда я пыталась возражать.
Я тогда была зелёной, только институт закончила, в дела семейные не лезла. Но помню, как отец, Василий Кузьмич, ворчал, что дом — это фамильное гнездо, и делить его с кем бы то ни было — чистое безумие. Мать, конечно, проигнорировала его слова, укрывшись щитом своего великодушия. Отец смолчал, но я видела — ему было больно. И вот теперь, спустя годы, мамина «доброта» аукнулась мне.
Сегодня я живу в том самом доме с мужем Игорем и детьми. После смерти отца мать перебралась в городскую квартиру, а дом перешёл ко мне. Но вторая половина, записанная на тётю Галю, превратилась в настоящую обузу. Сестра матери так и не обзавелась собственным углом. Живёт на втором этаже, вечно ноет про тяжкую долю и тянет из нас деньги. Я терпела — родня всё-таки. Но недавно она перешла все границы: объявила, что хочет переселиться к нам на первый этаж, потому что у неё «сквозняки». Когда я вежливо послала её подальше, она взвыла про чёрную неблагодарность, вспоминая какие-то мифические заслуги перед нашей семьёй. Какие, спрашивается, заслуги? Единственное, что она сделала — приучила нас к своей вечной жертвенности.
Позвонила матери — и что? Одни вздохи да причитания: «Доченька, ну она же семья, нельзя же так!» Не выдержала, выдала: «Мама, это ты её разбаловала! Теперь она считает, что мы ей пожизненно обязаны!» Мать начала нести что-то про благие намерения, но я-то понимала — она просто не хочет признавать свою ошибку. Её хвалёная доброта теперь висит на мне, как мельничный жёрнов.
Не знаю, что делать дальше. С одной стороны, тётя Галя — кровная родня, и её вроде как жаль. С другой — мне осточертело её нытьё и ощущение, что в собственном доме я живу на птичьих правах. Сергей тоже злится не на шутку — он пашет как лошадь, а тут ещё эта дамочка со своими претензиями. Обсуждали даже продажу дома, но как расстаться с местом, где прошло детство, где каждый уголок помнит отца и бабушку? Да и мать, я знаю, устроит истерику.
Иногда думаю: а если бы мать не подписала ту злосчастную бумагу? Может, тётя Галя давно бы уже нашла работу и сняла квартиру? Или я слишком чёрствая? Но когда она снова начинает ныть про «неудобства», вся моя снисходительность испаряется. Не хочу, чтобы дети росли в этой атмосфере вечного напряжения. Хочу, чтобы дом был крепостью, а не полем боя.
Вчера снова говорила с матерью. Она пообещала «поговорить по-хорошему» с Галиной, но, если честно, веры в это ноль. Раньше я восхищалась маминой щедростью, а теперь вижу — доброта без границ превращается в глупость. Люблю свою семью, но надо как-то защищать и свой покой. Возможно, придётся ставить тёте Гале жёсткие условия, даже если это выльется в скандал. Или научиться жить с этой ситуацией. Но ясно одно: хватит быть мальчиком для битья в чьих-то больших играх.
