Всё отдала ради счастья дочери, а она выставила меня на улицу — вот как отплатила за любовь и жизнь.
Я знаю, что такое терять всё и всё равно вставать по утрам. Знаю, как прятать слёзы за повседневными хлопотами, за скромной улыбкой, когда встаёшь на рассвете. И знаю, что такое предательство от того, ради кого готова была на всё. Меня зовут Ольга. Если бы кто-то год назад сказал, что моя родная дочь выгонит меня ночевать на улицу, я бы не поверила. Но жизнь бьёт всегда по самому больному.
Мы с мужем прожили двадцать лет в согласии. Он работал на заводе, честно, без высоких запросов, просто кормил семью. Погиб нелепо: куртка застряла в станке — и всё. От него почти ничего не осталось. Это была первая рана в моём сердце. Осталась я одна с двумя детьми: сыном и дочкой. Сын ушёл в армию — и вернулся в цинке. Кто-то из сослуживцев «пошутил» с оружием. Нажал на курок. Моего мальчика не стало.
Я онемела от горя, но держалась ради Веры — младшей, моей последней надежды. Она оканчивала школу, была умницей, красавицей, мечтала о большой жизни. И когда у неё появился состоятельный ухажёр, я обрадовалась: может, хоть у неё всё сложится.
Свадьбу сыграли быстро. Вера хотела «как у людей» — банкет, платье с шлейфом, чёрный BMW. Я вывернулась наизнанку: заняла денег, продала бабушкины серьги, спустила все накопления. Ради неё. Родня жениха была чопорной, смотрели на меня как на обузу. Но я молчала — не хотела портить праздник дочери.
После свадьбы молодые приехали ко мне: «Мама, ты же сама говорила, как трудно с жильём. Давай продадим твою квартиру, купим нам нормальную». Я не сразу поверила, что они серьёзно. Но Вера упрашивала, плакала, клялась, что я не пропаду. Уговорили. Продали квартиру, купили себе двушку в новостройке, а я уехала в старую бабушкину избу на окраине деревни.
Жить там было тяжко. Однажды решила съездить в город — навестить могилы мужа и сына. Позвонила Вере — трубку не взяли. Постучалась к ним без предупреждения. Открыл зять. Встретил холодно. Вера обрадовалась, но он сразу нахмурился. Посадили меня на кухне, накормили, а потом дочь говорит: «Мама, мы не можем тебя оставить. Вызову такси до автовокзала». Я смотрела на неё и не верила — это та самая девочка, ради которой я осталась без крова.
От такси отказалась. На улице морозило, автобусы уже не ходили. Пришлось ночевать на лавочке у подъезда. Но я не жалела — хотя бы побывала на кладбище, поговорила с родными.
Вернулась в деревню и зареклась: пусть сама ко мне приезжает, если вспомнит.
Прошёл год. Однажды скрипнула калитка. На пороге стояла Вера — беременная, с сумкой и пустым взглядом. Рыдала. Оказалось, зять выгнал её. Ту, ради которой я лишилась жилья. Я спросила: «А квартира?» — «На него записана. Ещё и его мать вписалась в документы. Мам, у меня ничего нет…»
Пошла к сватам. А те тычут бумагами: мол, жильё куплено в браке, значит, пополам. А про мои деньги — ни слова. Попросила хоть часть вернуть — рассмеялись. Сказали, что сделали евроремонт, и это «покрыло мои вложения».
Подала в суд. Но законы — не на стороне матерей, которые верят на слово. Отказали. Всё оформлено по букве закона — только не по совести.
Вера осталась со мной. Стыдилась, плакала, просила прощения. А я смотрела на неё и всё так же любила. Обняла, поцеловала в лоб и сказала: «Ты моя кровь. Я с тобой, пока дышу».
Может, зятя всё-таки мучает совесть. Потому что после рождения внучки он внезапно перевёл мне полмиллиона рублей. Без объяснений. Деньги очень помогли — зима выдалась лютая. Вера уговаривала снять хоть комнату в городе. Я сказала, что подумаю. А сама посмотрела в окно — туда, где две могилы. И прошептала: «Простите, не уберегла нашу девочку. Но я с ней… пока жива».
