Никогда не думал, что спустя год после свадьбы окажусь перед выбором: либо сойти с ума, либо разрушить семью. Меня зовут Игорь, мне тридцать четыре, и я всегда считал себя выносливым и справедливым. Но даже у самых терпеливых наступает момент, когда приходится выбирать себя. Сейчас я как раз на этой грани.
Когда я познакомился с Аней, она казалась идеальной — добрая, заботливая, с отличным чувством юмора. Никогда не ныла, не жаловалась на жизнь, всегда в хорошем настроении. Мы встречались около года, она снимала квартиры, иногда останавливалась в гостиницах. Я думал, ей просто не хочется показывать свой быт. Как же я ошибался…
Свадьба была скромной — только роспись в загсе. Аня сказала, что не любит шумные торжества, да и я был не против. Деньги пригодились бы на что-то более нужное. После церемонии мы поехали в её квартиру, где, как она сказала, «будем жить вместе». И тут начался мой личный ад. Потому что в той квартире нас ждала не романтика, а… Галина Степановна. Её мать. И, как оказалось, это было только начало.
Этой женщине под семьдесят, но она бодра, как сорокалетняя, и при этом чертовски хитра. Бегает по дому, будто заведённая, но стоит предложить ей помочь — тут же хватается за сердце и с возгласами «Ох, старуха я беспомощная!» валится на диван. Любой разговор моментально превращает в манипуляцию.
Я пытался поговорить с Аней: мол, может, снимем для неё отдельное жильё? Она только качала головой: «Ты что? Маме одной страшно!». А мне? А нам? Когда в спальне висит портрет её покойного мужа, похожий на икону, а за стеной она в шесть утра включает «Шансон» на полную громкость и подпевает «Владимирский централ»?
Я терпел. Честно. Два месяца я убирал за ней посуду, сносил, что она рылась в моих вещах, критиковала мою одежду, еду и даже… личную жизнь. Как-то пришёл с работы, а она:
— Что-то ты сегодня хмурый. Анька, наверное, небось устала, да?
Я онемел.
И вот однажды, листая соцсети, я наткнулся на рекламу частного пансионата для пожилых. Чистые комнаты, врачи, питание, даже кружки по интересам. Не доживают — живут. Узнал цены: выходило как аренда однушки в Питере. Тогда у меня и созрел план.
Я ничего не сказал жене. Просто оформил всё. Сначала тёща упиралась, но, увидев ухоженный двор, бабулек в красивых кофтах и вечерние концерты, сдалась. Даже распрямилась, будто помолодела.
Теперь я сижу в пустой квартире и не знаю, как сказать Ане, что её мать уже неделю как в пансионате — с заботой, чистотой и компанией, которая не мечтает сбежать на крышу.
С одной стороны — страх. С другой — облегчение. Наконец-то я могу спать ночью, ходить по дому в майке, включать свою музыку, не боясь услышать: «Опять эту сатанинщину!». Я снова могу дышать. Жить.
Сегодня вечером я всё расскажу. Потому что дальше будет только хуже. Или она поймёт… или я пойму, что ошибался не только в её матери, но и в ней.
