Когда-то давно, в те времена, когда ещё звенели медяки в карманах, а люди верили в честное слово, случилась с нами история, что забрала покой из семьи. Мы с супругом, Василием Григорьевичем, не ссёрами, не скандалистами были — жили тихо, работяще, да по совести. Но усталость забрала в нас силы терпеть родню его, что видела в нас лишь кошелёк на крыльях.
Сперва — по доброте душевной. Помогали, как могли: то родителям его, Марфе Семёновне да Петру Кузьмичу, ремонт подправить, то племяннице, Дарьяшке, платье к выпускному купить. Раз помогли, другой — а там и пошло: то на лекарства надо, то на учёбу, то просто «в долг до получки». Благодарности — ни искорки. Вместо неё — обидное: «Вам что, жалко? У вас же полные закрома!» А закрома-то от пота да ночных смен полнились.
Прозрели мы не сразу. Но когда чаша переполнилась — сказали «нет». Твёрдо, без оправданий. Кому особо настырному — отговорки: «Деньги в сберегательной кассе, снять — убыток». А тёте Агриппине, сестре Василия, самой настойчивой, и вовсе кредитные бумаги сунули: «Иди в контору, там дадут». Не смутило.
Дарьяшке её, нашей крестнице, пять лет на институт платили. Каждую сессию, каждый взнос. Диплом получила — вздохнули: ну, слава Богу, теперь хоть на печь Марфе Семёновне новую скопим. Домик у неё старый, крыша течёт, брёвна в стене скрипят. Уговорили её на лето к нам перебраться, а сами мастеров наняли — чтоб к зиме всё как у людей было.
И вот, казалось бы, тишь да гладь… как является Агриппина с весточкой: Дарья замуж собралась! Да не просто так, а с приданым от нас. Я так и прыснула:
— Жених-то есть? Пусть он и платит. Мы что, свадебные баянисты?
А она, не моргнув: «Раз на учёбу больше не тратитесь — значит, на свадьбу найдётся». Слова застряли в горле. Но хуже было то, что случилось после.
Возвращаемся с работы — а Агриппина уже у нас за столом, с Марфой Семёновной чай попивает. Улыбка во всю ширь:
— Ах, вот и вы! Мы с матушкой решили: она на подработку выйдет, вам долг за ремонт вернёт, а вы Дарьину свадьбу оплатите.
Василий, не дав мне рта раскрыть, взял у матери телефон, набрал:
— Иван Сидорович? Это Григорьев, сын Марфы Семёновны. Да, она к вам собиралась, но планы изменились. Мы с ней в Тверь к родне уезжаем, потом ещё дела. Извините за беспокойство.
Лицо Агриппины — будто свёклой натёрли. Вскочила, трясётся:
— Да что за балаган?!
А Василий спокойно:
— Балаган — это когда сестра мать под старость лет на работу гонит, лишь бы с нас лишний рубль содрать. Свадьба — ваше дело. Обходитесь.
Хлопнула дверью. Марфа Семёновна смутилась:
— Ну что ты, сынок… Я б поработала…
А он обнял её:
— Мам, в Твери-то родня и правда ждёт. Поедем, отдохнёшь.
Через неделю мы уехали не в Тверь, а в Крым. Море, солёный ветер, виноградники… Впервые за годы — тишина. С Агриппиной и прочей роднёй больше не виделись. И знаете — как камень с души упал.
