Отец вспомнил обо мне… когда почуял запах бабушкиных денег
Моя жизнь никогда не походила на сказку, но самым страшным ударом стало не сиротское детство, а внезапное появление того, кого я когда-то называла папой — после пятнадцати лет молчания. И пришёл он не с покаянием, не с нежностью. С требованием: «Отдай мою долю».
Родители разошлись, когда мне едва исполнилось пять. Мать запила, лишилась прав, а отец, не справившись с ролью родителя, отвёз меня к своей матери в забытую богом деревню под Воронежем. Сам он осел в городе и наведывался редко — раз в год, если не реже.
Я поступила в сельскую школу, научилась возиться с огородом, штопать на бабушкиной «Зингер», ловить карасей в пруду, сушить травы для бани, варить смородиновое варенье. Жизнь с бабулей была бедной, но честной. В четвёртом классе отец примчался с чужой женщиной. Меня выставили на улицу. Вернулась — в доме только бабушка, сидит, смотрит в стену.
— Где папа? — спросила я.
— Не жди, Анечка, — лишь вздохнула она.
И он исчез. Завёл новых детей, стёр нас из памяти. Мы с бабушкой держались вместе. Я не страдала — у меня была она. Твёрдая, нежная, как кораблик в бурю. Она стала мне всем: и матерью, и отцом, и светом в окошке.
Когда я окончила школу, тётя Галя, местная портниха, сказала:
— У тебя дар. Езжай в училище, не закапывай себя в землю.
Я послушалась. Уехала в Воронеж. Училась, подрабатывала в кафе, не сдавалась. Отец жил в получасе езды — но за пять лет ни разу не спросил, жива ли я. Я тоже не напоминала о себе.
После училища устроилась в мастерскую, вышла за Дмитрия. Мы ютились в коммуналке, но каждые выходные мчались в деревню. Бабушка души не чаяла в Диме. Ликовала, узнав, что жду ребёнка. Но внука так и не увидела…
Когда её не стало, земля ушла из-под ног. Потом явился нотариус: дом, земля, сбережения — всё моё. Я рыдала над бумагами. Не из-за денег — из-за потери.
Отец на похороны не пришёл. Ни звонка, ни намёка. О смерти матери он прознал через полгода. И о наследстве тоже. И тогда — впервые за полтора десятка лет — постучал в мою дверь.
Я не сразу признала этого постаревшего мужчину. Он не стал церемониться:
— Половина бабушкиного — моя.
Я рассмеялась. Горько, зло:
— Тебе? Половина? Ты нас бросил. А теперь явился? Финансы зашевелились?
Он скривился, но Дмитрий шагнул вперёд:
— Вали отсюда. Самим уйти или помочь?
Отец подал иск. Но даже суд стал на мою сторону. Он проиграл, заплатил штраф, сгинул.
А мы с Димкой открыли цех. Шили робы — для сварщиков, медсестёр, нефтяников. Заказы сыпались. Мы поднимались.
Отца я больше не встречала. И не жалею. Бабушка — вот кто был моей семьёй. Я выжила, потому что она верила: я заслуживаю лучшего. И теперь живу так, чтоб ей было не стыдно. Где-то там, за облаками…
