Ольга сидела на потёртом диване в своей питерской однушке, разглядывая обои, которые когда-то были цветными, а теперь напоминали старый чайный сервиз. Её руки, измотанные годами готовки, уборки и бесконечного «мам, помоги», покорно лежали на коленях. Мать троих детей, жена, хозяйка — казалось, она играла все роли, кроме одной. Собственной жизни. В свои сорок восемь она вдруг поняла: всю дорогу была не столько матерью, сколько бесплатной прислугой в собственном доме.
Её дети — Ваня, Даша и Полина — были её личной вселенной, где Ольга давно стала спутником на заднем сиденье. С их рождения она забыла, что значит хотеть чего-то для себя. Вставала затемно, чтобы сделать гирлянды из блинов к завтраку, гладила рубашки до блеска, копила с зарплаты мужа на кружку английского для Полины, в то время как её собственные платья мирно обрастали молью в шкафу. Когда Ваня в шестом классе сломал руку, она дежурила у его кровати, словно медсестра в госпитале. Когда Даша влюбилась в балет, Ольга полгода питалась гречкой, лишь бы дочке купить пуанты. Никто даже не спросил, чего хочет она сама.
Муж, Валерий, вёл себя как типичный «диванный воин»: приходил с работы, заваливался перед телевизором и орал: «Оль, где поесть?» А если она осмеливалась заикнуться об усталости, тут же получала в ответ: «Ты же мать, это твоя работа!» Она глотала слёзы и крутилась, как белка в колесе «Поле чудес». Дети выросли, но запросы только возросли: «Мам, погладь мне футболку», «Мам, дай пятьсот рублей», «Мам, почему у нас дома никогда ничего нет?» Она выполняла всё на автомате, даже не замечая, как её собственная жизнь тает, как мороженое на августовском солнце.
К сорока восьми Ольга превратилась в тень. В зеркале гляделась усталая женщина с сединой, которую некогда было закрасить, и руками, похожими на наждачную бумагу. Подруга Людка как-то выдала: «Оль, ты всех кормишь, стираешь, ублажаешь, а себя где потеряла?» Ольга отмахнулась, но фраза засела в голове, как заноза. Кто же ещё, если не она? Но внутри уже тлела крохотная искорка — незаметная, но упрямая.
Всё изменилось в один день. Даша, вернувшись с вечеринки, закатила истерику: «Мам, ты что, совсем руки не из того места растут? Мою новую кофту в стиралку засунула, она теперь на ребёнка из детсада!» Ольга замерла. Всю ночь она стирала, гладила, складывала, а теперь вот — «руки не оттуда». Что-то щёлкнуло. Она глянула на кухню, заваленную грязной посудой, на Валерия, копошащегося в холодильнике, и вдруг поняла: хватит. Впервые за двадцать лет она не стала готовить ужин. Заперлась в ванной и ревела — не из-за Дашиных слов, а потому что осознала: её жизнь прошла мимо, как троллейбус, на который она вечно опаздывала.
На следующее утро Ольга совершила подвиг: пошла в парикмахерскую. Сидела в кресле, смотрела, как падают на пол её тусклые волосы, и чувствовала, будто вместе с ними сбрасывает годы рабства. КупилаОна выбрала платье с цветами, как в юности, и впервые за десять лет купила не то, что практично, а то, от чего защемило сердце.
