Татьяна сидела за большим дубовым столом в своём доме в Екатеринбурге, сжимая ладонями остывшую чашку чая. В её взгляде читалась усталость и твёрдая решимость. На столе лежал лист бумаги — завещание, переписанное уже в третий раз за месяц. Её дети, Дмитрий и Ксения, давно не навещали её, но сегодня она собрала их на семейный разговор. Слова, которые она приготовила, жгли её изнутри: «Если не будете помогать сейчас, ничего не получите после моей смерти». Она понимала, что этот ультиматум расколет семью, но терпеть молчание больше не могла.
Всю жизнь Татьяна отдавала себя детям. Оставшись вдовой, она одна поднимала Дмитрия и Ксению, трудилась без устали, чтобы у них были тёплая одежда и учебники. Она гордилась их успехами: Дмитрий стал инженером, Ксения — учительницей. Уехав в Санкт-Петербург, они обустроили свои жизни, завели семьи. Татьяна радовалась за них, но с годами радость сменилась тоской. Её дом, когда-то наполненный детским смехом, теперь стоял тихим и пустым. Здоровье подводило — суставы болели, давление скакало, но звонки от детей раздавались всё реже. «Мама, мы заняты, работа, дела», — отвечали они, а Татьяна молча глотала обиду, надеясь, что они о ней вспомнят.
Всё изменилось после того, как она поскользнулась на обледеневшей ступеньке. Соседка вызвала медиков, и Татьяна пролежала неделю в больнице со сломанной ногой. Дмитрий и Ксения приехали, но ненадолго — пара дней, формальные пожелания здоровья, и они снова исчезли. Татьяна осталась одна, борясь с болью и бытовыми трудностями. Нести продукты из магазина, убирать снег во дворе, даже открыть банку с солёными огурцами — всё давалось с трудом. Она звонила детям, просила помощи, но слышала в ответ: «Мама, найми помощницу, у нас нет времени». Эти слова ранили сильнее, чем травма. Ей нужны были не чужие люди — а семья.
Решение созрело в одну из долгих ночей. Татьяна разглядывала старые фото, где Дмитрий и Ксения, ещё малыши, обнимали её на даче, и плакала. Она не хотела умирать в одиночестве, забытая родными. Её дом, земельный участок, сбережения — всё, что она копила годами, — должно было достаться детям. Но за что? За редкие звонки и несбыточные обещания? Она решила: если хотят наследство, пусть докажут, что она для них не просто обязанность. Вызвав нотариуса, она внесла в завещание условие: наследники должны будут помогать ей при жизни.
Когда Дмитрий и Ксения приехали, Татьяна встретила их без улыбки. Не стала ходить вокруг да около. «Я устала быть для вас невидимкой», — сказала она, и голос дрогнул. — «Если не будете помогать — приезжать, заботиться, — перепишу завещание. Всё отойдёт фонду помощи старикам». В комнате повисло молчание. Дмитрий нахмурился, Ксения отвела взгляд. Они ждали разговора о здоровье, а получили удар ниже пояса. «Мама, это шантаж», — выдавил Дмитрий, и его слова вонзились, как нож. «Нет, это справедливость», — ответила Татьяна, чувствуя, как бешено стучит сердце.
Ксения попыталась сгладить ситуацию: «Мама, мы тебя любим, но у нас свои заботы, мы не можем всё бросить». Татьяна посмотрела на дочь и увидела в её глазах не любовь, а досаду. «Я не прошу бросать всё. Прошу быть моими детьми», — сказала она и отвернулась, чтобы скрыть слёзы. Дмитрий и Ксения уехали тем же вечером, пообещав «обдумать». Но Татьяна знала — не вернутся. Звонки стали реже, а в голосах появился холод. Они шептались за её спиной, называли её эгоисткой, но она стояла на своём. Её дом больше не был открыт для тех, кто видел в ней лишь источник наследства.
Прошёл год. Татьяна научилась обходиться помощью соседей и соцработников. Продала часть участка, чтобы нанять сиделку, стала ходить в клуб ветеранов, где нашла друзей. Боль в сердце не утихала, но чувства жертвы больше не было. Она переписала завещание в пользу благотворителей. Дмитрий и Ксения узнали об этом от нотариуса и перестали звонить вовсе. Татьяна плакала, но где-то внутри почувствовала облегчение. Она избавилась от иллюзии, что любовь можно купить.
Теперь, глядя на закат из своего сада, Татьяна думает не о наследстве, а о том, чем ещё может быть полезна. Помогает внукам соседей с уроками, вяжет варежки для детдома. Её жизнь, казавшаяся пустой, наполнилась смыслом. Но каждый вечер, ложась спать, она шепчет: «Простите, если была плохой матерью». Она знает, что поступила правильно, но боль разрыва с детьми останется с ней навсегда.
