От развода можно скрыться, а от детей – нет!

Сегодня в дневнике хочу записать тяжелый разговор, который состоялся у нас на кухне.

— Заходи быстрее! Сестра приехала! — крикнула Светлана своей соседке Татьяне, как только та переступила порог их дома в Екатеринбурге.

— Ольга? Неужели?! Сколько лет прошло! — ахнула Татьяна, заходя в теплую кухню, где пахло свежей выпечкой.

За столом сидела высокая женщина с уставшим, но добрым взглядом. Увидев Татьяну, Ольга вскочила и крепко обняла подругу. Они знали друг друга с детства, делили и смех, и слезы, и теперь, спустя годы, встретились, будто вернулись в те беззаботные дни.

— Надо выпить за встречу! Два года не виделись! — предложила Татьяна, и женщины, устроившись за столом, начали говорить. У каждой было что рассказать — радости и горести, которые жизнь щедро раздавала.

Ольга овдовела шесть лет назад. Ее муж, Дмитрий, погиб в автокатастрофе вместе со своей любовницей. Целый год он вел двойную жизнь, а Ольга не замечала. Она чувствовала, что между ними что-то не так, но ради детей — сына и дочери — изо всех сил держалась. Они обожали отца, и Ольга не хотела разрушать их мир.

Но авария все перевернула. Дети, оглушенные потерей, долго не могли прийти в себя. Ольга, сама раздавленная горем, пыталась быть для них опорой, но боль разъедала их семью.

— А мой Игорь — настоящий деспот! — вздохнула Татьяна, отхлебывая чай. — Прочла в интернете про абьюзеров — это всё про него. Хорошо, что выставила его за дверь, пока он совсем не распоясался.

— Мужья — это дело временное, — горько усмехнулась Ольга. — От них можно уйти. Но дети… Детей никуда не денешь. После смерти Дмитрия мои совсем отбились от рук. Мы все страдали, но сын… Он начал винить меня во всём. Говорит, что из-за наших ссор отец завел любовницу. Мол, нервы сдали, вот он и разбился. А теперь сын меня ненавидит. Сказал, что лучше бы я умерла вместо отца. Представляешь, Таня? Лучше бы я…

Она замолчала, голос задрожал, глаза наполнились слезами. Татьяна и Светлана сидели, не зная, что сказать. Ольга, сделав глубокий вдох, продолжила:
— Он превратился в настоящего тирана. Ему всего 20, а я его боюсь. Он не просто оскорбляет — руки распускает. Я терплю, потому что… что мне делать? Подавать заявление на родного сына? Он и сестру мою достает, ведь она за меня заступается. Недавно так разозлился, что ударил ее головой об стол — только за то, что мы вместе гуляли. Потом, конечно, извинился, но на следующий день опять за свое. Может, армия его исправит. Мы с дочкой сбежали сюда, чтобы хоть немного отдохнуть от его деспотизма.

Татьяна смотрела на подругу, сердце сжималось от боли. Она понимала, как тяжело Ольге, но не находила слов. Светлана, сестра Ольги, сидела молча, крутя в руках салфетку. Глаза ее тоже блестели.

— Понимаешь, — продолжила Ольга, — я всё думаю: где я ошиблась? Я хотела быть хорошей матерью, а сын видит во мне врага. Он винит меня за все свои беды. А я… я просто не знаю, как жить дальше.

— Это жестоко, — прошептала Татьяна. — Как можно так с матерью? Он должен понять, что ты не виновата!

— Он не хочет понимать, — покачала головой Ольга. — Ему проще ненавидеть. А я боюсь, что он сломает не только мою жизнь, но и сестры. Она же ради меня терпит его выходки.

Светлана наконец подняла глаза:
— Оль, я не жалею, что заступаюсь. Он твой сын, но так нельзя. Надо что-то делать. Может, поговорить с ним? Или к психологу?

— Психолог? — Ольга горько рассмеялась. — Он даже слушать не станет. Говорит, что я сама во всем виновата, и точка.

Тишина в кухне повисла тяжелая, как предгрозовая туча. Каждая чувствовала боль другой, но никто не знал, как помочь. Татьяна, пытаясь разрядить обстановку, подняла чашку:
— Давайте выпьем… за нас. За то, чтобы мы нашли силы жить, несмотря на мужей и детей, разбивающих нам сердца.

Ольга и Светлана слабо улыбнулись, но в глазах стояли слезы. Они чокнулись, но радости в этом тосте не было. Ольга смотрела в окно, где сгущались сумерки, и думала о сыне. Она все еще любила его, несмотря на всю боль. Но где-то в глубине души боялась, что эта любовь станет ее проклятием.

Rate article
От развода можно скрыться, а от детей – нет!