— Ну что тебе не нравится в этих носках? Теплые, аккуратные, цвет приятный, уютный. Осень на носу, холодать начнет — самое время носить, — спросил я у Лизы, разглядывая шерстяные носки, которые она только что протянула.
— Да расцветка древняя, — махнула рукой Лиза, поправляя прядь волос. — У меня же сын, он такое не наденет. А свекровь столько навязала, что шкафы трещат, всё не перемеришь.
— Ладно, давай сюда, — вздохнул я, забирая носки и кладя их рядом с кофтой, подаренной Лизой в прошлом году.
Анна Васильевна, свекровь моей приятельницы, недавно ушла на пенсию. Жила она в маленьком доме в Калуге, и руки у неё были золотые. В её руках спицы и нитки превращались в настоящие шедевры: шапки, варежки, свитера — всё так красиво, что загляденье. Но её бережливость иногда играла против неё.
Она могла распустить старый джемпер, лишь бы связать из этих ниток что-то новое для внуков. Вот только вещи получались неуклюжие, с узелками и потертостями, да и цветовая гамма порой оставляла желать лучшего. Поэтому Лиза, её невестка, либо выбрасывала эти подарки, либо раздавала знакомым, даже не развернув.
Но для внуков Анна Васильевна старалась по-настоящему. Тратила свои скромные сбережения на хорошую пряжу, сидела ночами, вкладывая в каждую петлю заботу. Эти носки, что Лиза мне отдала, были просто чудом: теплые, мягкие, с аккуратным узором. Держа их в руках, я чувствовал, сколько в них материнского тепла.
Как-то выглянул в окно и обомлел: соседский пацан бегал в шапке, которую Лиза на днях пыталась мне всучить. То же самое было с жилеткой и шарфом — всё, что Анна Васильевна вязала с душой, Лиза раздавала, не глядя. Не понимаю, как можно так поступать. Ведь это не просто вещи — в них душа, тепло, забота.
Носки, что Лиза мне отдала, идеально подошли моему сыну. Он носился по квартире, довольный, говорил, что ему тепло и удобно. Такие в магазине и за деньги не купишь. Я предложил Лизе поговорить со свекровью, объяснить, что не всё нравится, чтобы та не тратила силы зря. Но Лиза только отмахнулась:
— Да брось, зачем? Проще раздать, чем объяснять. Она всё равно не поймет.
Я смотрел на неё и чувствовал, как внутри копится обида. Не за себя — за Анну Васильевну. Эта женщина с натруженными пальцами и добрым сердцем сидела, считала петли, думая о внуке. А её труд просто швыряли в сторону, даже не поблагодарив.
Лиза продолжала ворчать: то свекровь слишком лезет в их жизнь, то советы дает. Но я видел в этом только её чёрствость. Анна Васильевна не просто вязала — она пыталась быть ближе к семье, к внуку, которого видела раз в месяц. А Лиза вместо благодарности отмахивалась, будто от назойливой осы.
Однажды я не выдержал. Мы сидели у Лизы, и она снова раздавала подарки свекрови — теперь кофту для сына. Я взял вещь в руки: мягкая шерсть, ровные швы, аккуратный узор. Представил, как Анна Васильевна, сидя в кресле, старается, чтобы всё было идеально. И не удержался:
— Лиза, ты хоть понимаешь, сколько в этом труда? Она же для твоего сына старается, а ты даже не смотришь!
Лиза закатила глаза:
— Ой, ну сколько можно? Мне проще отдать, чем объяснять ей, что это не стильно. Она всё равно расстроится.
Я промолчал, но внутри всё клокотало. Было больно за эту женщину, чьи старания никто не ценил. А вдруг она уже догадывается, но молчит, чтобы не поссориться?
Теперь я в раздумьях: брать ли вещи, которые Лиза раздает, или отказаться? Если возьму — словно поддержу её равнодушие. Если откажусь — обидится, и дружбе конец. Но каждый раз, когда сын надевает те носки, я чувствую, что предаю Анну Васильевну. Её труд заслуживает уважения, а не участи пылиться у чужих людей.
Как быть?
