Уже два года я не слышу голоса своей дочери. Алёна живёт полной жизнью: выкладывает снимки в соцсетях, общается с подругами, растит ребёнка. Но для меня — ни звонка, ни строчки. Моя дочь — взрослая женщина, у неё муж и трёхлетняя дочь, их дом в Казани. Я всегда держала высокую планку — для себя и для других. Алёна не стала исключением.
Быть матерью — значит заботиться. Я хотела, чтобы дочь училась на отлично, держала дом в порядке, следила за собой. Даже сейчас, когда у неё своя семья, я не могу молчать, видя её ошибки. Приходя в гости, я замечала бардак: игрушки валяются под ногами, кастрюли стоят немытые, в шкафу всё вперемешку. «Как ты в таком хаосе живёшь?» — спрашивала я, поправляя разбросанные вещи. Алёна закатывала глаза, как девчонка, и спешно начинала уборку — лишь бы я отстала.
Её дочь играет среди беспорядка, посуда копится в раковине, а зять, как мне кажется, никуда не годится. Кто, как не мать, скажет горькую правду? Но год назад всё оборвалось. Внезапно Алёна перестала брать трубку. Накануне я рассказала ей, как племянница уже читает стихи в свои три с половиной. Дочь нахмурилась и спросила, зачем я ставлю её ребёнка в пример.
Разве можно молчать, когда разница налицо? Это был наш последний разговор. Позже я узнала: она поменяла замки и не пускает меня на порог. Я думала — пройдёт, одумается, придёт с повинной. Но дни шли, а Алёна молчала.
В сентябре у меня был юбилей. Я ждала хотя бы смс, но дочь даже не вспомнила о матери. На следующий день, сквозь слёзы, я набрала её с чужого номера. «Если я тебе не нужна, — прошипела я, — освобождай мою квартиру!»
Дело в том, что пять лет назад я оформила жильё на Алёну. Её муж тогда копейки зарабатывал, и я решила помочь — у меня была такая возможность. Но теперь, когда она вычеркнула меня из жизни, пусть ищет, где жить! Дочь ответила ровным голосом: документы в порядке, квартира её, и выселять её никто не сможет.
Неужели это справедливо? Если она такая самостоятельная — пусть докажет, съехав! Я отдала ей всё, а в ответ — лишь ледяное молчание. Сердце рвётся от боли, но предательства я не прощу.