Было время, и давнее, когда наша семья стояла перед испытанием. “Готовься, мать с братом едут делить наследство”, — сказали мне. Но разве может быть совесть у тех, кто обвиняет без причины?
Я отказалась от своей доли в пользу отца, а он, к удивлению, подарил мне всю квартиру. Его слова до сих пор звучат в ушах: “Поймёшь потом. Только не верь им — лгать будут”. Кто эти “они”, я тогда не знала, но теперь всё встало на свои места.
Звали меня Аграфена. Была у меня тётка Прасковья, младшая сестра матери. Говорили, будто она бабкино наследство себе прибрала, потому с матерью и не общались. Знала я, что есть у меня двоюродные — брат Григорий да сестра Фекла. В детстве вместе играли, да потом пути разошлись. А недавно Фекла отыскала меня в соцсетях и поведала такое, что мороз по коже пробежал.
Годы мои после смерти матери были тяжёлыми. Три года как её не стало. Отец дождался, пока я универ в Воронеже окончу, и вскоре за ней отправился. Любили они друг крепко — отец мать на руках носил, цветы дарил, души в ней не чаял. Думаю, так и не смирился с её уходом.
После материной смерти отцу полквартиры перешло. Я свою долю ему отдала, а он — вот неожиданность — всю жилплощадь на меня оформил. “Поймёшь потом, — шепнул. — Только не верь им — лгать будут”. Хотела выяснить, кто эти “они” и о какой лжи речь, но отец разговор свернул.
Через полгода после похорон ко мне Фекла написала. Напомнила, что она Прасковьина дочь, и сказала, что скоро в Воронеж нагрянет. “Повстречаться надо, дело важное”, — сообщила. Я отказать не стала, дала адрес, просила предупредить заранее.
Приехала она через неделю. Встретила её на вокзале — видно было, что чем-то озабочена. Привела домой, а она, осмотревшись, бросила: “Хорошая квартира у тебя. Жаль, скоро съезжать придётся”. На кухне Фекла выложила правду: выходит, Григорий — мой единокровный брат. Подробностей она не знала, но, мол, потому-то бабка всё Прасковье оставила, а не между сёстрами поделила.
Оказывается, отец сначала за Прасковьей ухаживал, а когда та Гришей забеременела — бросил её и женился на матери моей. “Мать с Григорием скоро сюда явятся, наследство делить, — предупредила Фекла. — Держись”.
Я остолбенела. Да ничего Григорий не получит — квартира моя, сбережения отец дома хранил (банкам не доверял), а машину я сама купила. Всё, что было у отца, теперь моё. Да и верилось с трудом — слишком уж отец мать любил, чтобы так поступить. Хотя в жизни всякое бывает.
“Спасибо, Фекла, что сказала, — ответила я. — Пусть приезжают, коли хотят”.
Постелила ей, сама спать легла. Сон у меня чуткий — ночью шорох разбудил. Открываю глаза, а Фекла в моём столе шарится, телефоном подсвечивая.
“Что-то потеряла?” — спросила.
Она вздрогнула, телефон на пол упал, экран разбился.
“Я… это… ничего”, — залепетала.
“Фекла, иди спать. А утром — марш отсюда. Не люблю гостей, которые по чужим углам шныряют”.
К утру её уже не было. Дверь приоткрытой осталась. Проверила — вроде ничего не пропало.
Через несколько дней тётка Прасковья позвонила. По голосу слышно — пьяная в хлам.
“Ты отца уговорила квартиру на тебя переписать, да? — орала она. — Брата родного обездолила, бессовестная! Женился он, в съёмной конуре ютится, и всё из-за твоей матери! Не будь её — отец твой на мне бы женился! Она всё разрушила!”
Не стала слушать, трубку бросила. Больше не звонила. Но Фекла докучала — требовала новый телефон купить, мол, я виновата, что её разбился.
Прасковья с Григорием так и не приехали. Видно, Фекла им сказала, что квартира на мне записана — не отсудишь. После общения с этим “роднёй” я поняла, почему мать их сторонилась. Такие родственники хуже чужих людей.
