Было время, когда мы с мужем мечтали о своём уголке. Ипотеку оформили, да даже у свекрови, Антонины Степановны, денег одолжили. Не скажу, что она злая — но её опека душила, как тугой шарф. После смерти мужа она словно решила, что весь мир нуждается в её заботе, а больше всего — мы с Алексеем. У неё просторная трёшка в центре Нижнего Новгорода, но я твёрдо знала: лучше мал золотник, да наш.
Присмотрели мы квартиру в новом доме — три комнаты, одна совсем крохотная, будто создана для гардеробной, о которой я грезила. Но Антонина Степановна как услышала — так и всполошилась. «Да какой там гардероб! — возмущалась она, сверля меня глазами. — А где гости спать будут? Родня приедет — на полу укладываться?» И тут мне всё стало ясно: она про себя думает. В последнее время она задерживалась у нас до ночи, будто боялась вернуться в свою пустую квартиру. Её слова прозвучали как намёк: возьмите трешку — и я всегда буду под боком, а то и вовсе переберусь.
Я не дура — вижу, куда ветер дует. Антонина Степановна одинока, и её забота больше похожа на цепкие руки, которые тянут нас назад. То позвонит трижды за день «проверить», то советы сыплет, будто мы без неё и стула не поставим. Нет уж! Мы с Алёшей покупаем жильё для себя, а не для её утешения, как бы ни прикидывалась она душкой.
Я поставила точку: «Никаких трешек, — сказала мужу. — Пусть мама у себя гостей принимает, а к нам — по большим праздникам». Он вздыхал, твердил, что ей тяжело одной, что стареет, скучает. Но я стояла на своём. Не готова я менять свой покой на её удушающую заботу. Лучше без гардеробной, чем с вечной тенью свекрови в прихожей.
Если гости нагрянут — матрас надувной в гостиную. А если Антонина Степановна вздумает заночевать — найду сто причин проводить её до такси. Это наш дом, наша жизнь, и никто, даже она, не заставит нас жить по её уставу.
