Моя дочь стыдилась нас, деревенских, и даже не позвала на свадьбу…
Мы с Александром всегда жили скромно, но по-честному. Свой дом, картошка в огороде, корова Муська да куры — вся жизнь крутилась вокруг одной цели: поднять нашу единственную дочь Любу достойным человеком. Для неё мы ничего не жалели. Всё самое лучшее — ей. Новые сапоги? Вот тебе. Шубу, чтоб не хуже, чем у московских? Как же без неё. Мы и последнюю рубаху с себя снимут, лишь бы у неё всё было, «как у людей». А она росла — красивая, умненькая, училась на пятёрки, мечтала о столице. Мы лишь радовались: будет у нашей Любочки жизнь другая, не такая, как у нас.
Саня, благодаря бывшему армейскому другу, устроил её в престижный московский вуз. На бюджет. Мы гордились, будто это мы сами красный диплом получили. Поддерживали, как могли — и деньгами, и тёплым словом. Каждый её приезд в родную деревню был для нас праздником. Мы заслушивались её рассказами, будто сказки: офисная работа, ухажёр из хорошей семьи — Артём, сын владельца сети магазинов. Она аж светилась, когда про него говорила. А мы только и думали: ну когда же свадьба?
Но шли годы, а кольцо в паспорт никто не клал. Как-то раз Саня не выдержал: «Позови-ка Артёма в гости, хоть познакомимся!». Она заёрзала, замялась — мол, некогда, дела. Раз, другой… Стало тревожно. Чуяли мы — что-то неладно. И вот однажды собрались с мужем по-тихому: махнём в столицу сами. Адрес нашли в старой переписке. Купили гостинцев — деревенских пирожков да варенья своёго, нарядились в самое праздничное и — вперёд.
Дом оказался — хоть в кино снимай. Мрамор, хрусталь, консьерж с усами. Нас встретил сам Артём, вежливый такой, провёл внутрь. Богатство — глаза разбегаются. Стоим, как пеньки, пока не пригласили в гостиную. И тут я его увидела — огромную фотку в позолоченной раме. В белом платье, с роскошным букетом — наша Люба. Саня остолбенел, будто его кирпичом по голове. А у меня ноги подкосились.
«А вы, кстати, почему на свадьбу не приехали?» — вдруг спросил Артём.
Мы переглянулись. Что тут скажешь? Что даже не знали? Тут вышла она — Люба. Лицо у неё побелело, губы задрожали. Я махнула ей — мол, выйдем поговорить. Сначала она мялась, бормотала что-то, но потом сдалась:
«Я вас не звала… потому что… вы из деревни. Мне было стыдно. Я не хотела, чтобы все знали, что мои родители — простые колхозники…»
Словно ножом по сердцу. Вот так-так. Мы — позор? Мы, которые ради неё пахали без выходных, спали по пять часов?
«А Артём?» — спросила я еле слышно. «Он знал?»
«Да. Он хотел, чтобы вы приехали. Даже приглашение отправил, но я сказала, что вы отказались…»
Вот и всё. Мы — её постыдная тайна. Даже не дала шанса просто постоять в сторонке в самый важный день её жизни. Не спросила, не объяснила — просто вычеркнула.
Уехали мы в тот же день. Без сцен, без криков. Только внутри — пустота. Как жить дальше, если родная кровь вот так вот? Как верить, что всё это — бессонные ночи, мозоли — было не зря?
С тех пор Люба не звонит. И мы молчим. Не из-за обиды — из-за боли. Потому что не знаем, что сказать тому, кто так легко нас предал.
