Старик тяжело опустился на холодную скамейку в парке у старого клуба. Пальцы его сжимали потрёпанные перчатки, взгляд метался по прохожим, будто выискивал кого-то. Вдруг он заметил невысокую пожилую женщину с аккуратной седой косой и сумкой через плечо.
— Галина… Галина Петровна… — голос его дрогнул, когда он поднялся.
Женщина остановилась, прищурилась, и в морщинах этого сгорбленного человека узнала черты некогда статного мужчины.
— Боже правый… Ты ли это, Николаев?
— Хотел… поговорить. — Он с трудом подбирал слова. — Попросить прощения. Объяснить.
— Объяснить?! — Галина Петровна сжала кулаки. — После сорока лет? Думаешь, я забыла?
— Просто… Пусть Ольга знает. Хоть не простит. Хоть раз увижу… перед тем как…
Она замолчала, потом стиснула зубы:
— Я ей не говорила, кто ты. Для неё ты — пустое место. Но… завтра будем здесь.
Когда-то Николай Николаев был первым парнем на деревне под Тулой. Высокий, с огнём в глазах, он ухаживал за юной Галиной красиво: караулил у ворот, дарил полевые цветы, заставлял ревновать рассказами о местных красотках. Она долго сопротивлялась, но сдалась — и полюбила.
А потом он исчез. Через два месяца Галина узнала — женился. На дочери местного лавочника. Деньги, квартира, стабильность. Удобно. А она осталась одна. И вскоре поняла, что носит ребёнка.
Родила дочь — Ольгу — и жила, никому не жалуясь. Отец не объявлялся. Не интересовался. А она молча несла свой крест, не унижаясь, не проклиная, просто работая в две смены.
У Николая жизнь не задалась. Жена оказалась бесплодной. Болела. В доме стояла могильная тишина. Он бродил по улицам, вглядывался в детские лица. Кто-то из старых друзей проговорился — и он понял: Ольга его.
Но годы шли. Ольга выросла, вышла замуж, родила сына. На свадьбу отца не позвали. Он злился, искал виноватых, но в итоге оставался наедине со своей виной.
На следующий день Галина Петровна пришла не одна. Рядом шла женщина лет тридцати — строгая, с высоко поднятой головой. Ольга.
Николай вскочил, будто сбросил десять лет.
— Ольга… Я… — Голос его сорвался. — Я твой отец. Не прощу себя никогда. Но спасибо… что пришла.
Она молчала. В её глазах не было ненависти. Только усталое равнодушие. Они пошли к ней.
Квартира пахла пирогами. На стенах — семейные фото. Николай сидел, сжимая кружку, бормотал что-то невнятное. Ольга смотрела на него, как на призрак из чужой жизни.
— Если вам что-то нужно… лекарства, деньги… — неожиданно сказала она.
— Нет… — он потупился. — Я ведь за всю жизнь… даже копейки не дал.
В комнату вбежал мальчик — внук. Ольга тихо сказала:
— Это твой дедушка. Николай Иванович.
Ребёнок смущённо пробормотал что-то и убежал к бабушке. Остались вдвоём.
— Я… хочу оставить вам избу. В деревне. Скромная, но крепкая.
— Спасибо. Но нам хватает и этого. — её голос был спокоен.
Он понял. Встал, поблагодарил за чай, попросил фото внука. Уходил, когда муж Ольги предложил подбросить его до деревни. Всю дорогу Николай молча сжимал в руках снимок. И плакал.
Дома, в старой избе под Щёкино, он разжал ладонь. На обороте фото было написано:
«Папе. От Ольги».
И только тогда он осознал — прощение, возможно, уже началось. Но времени почувствовать это почти не осталось…
