Звёзды над нами: память о бабушках
У меня, как у всех, было две бабушки. Совершенно разные, словно день и ночь, но обе любили меня безмерно. Их звали почти одинаково: Анна Фёдоровна, мамина мать, и Антонина Фёдоровна, папина.
Анна Фёдоровна жила в центре небольшого городка в просторной квартире, заставленной книгами и старинной мебелью. Отец называл её «городской аристократкой» — утончённой, с лёгкой долей высокомерия. Она появилась в моей жизни первой. Антонина же была деревенской, простой. Мама посмеивалась: «Три класса образования, чего от неё ждать?» Отец тут же поправлял: «Не три, а семилетка!» Она переехала к нам, когда я пошёл в шестой класс.
Когда мне исполнилось семь, Анна Фёдоровна серьёзно заболела. Мама бросила работу и перебралась к ней, чтобы ухаживать. Мы с отцом остались в нашей маленькой квартирке, купленной на сбережения деда-учёного. Сначала нам было весело: отец курил прямо дома, а я до ночи смотрел телевизор. Но вскоре нам это надоело. Отцу наскучило готовить, мне — питаться сосисками. В конце концов мы тоже переехали к бабушке. Думали, ненадолго, но остались насовсем — на одну зарплату не проживёшь, и нашу квартиру сдали жильцам.
Пока бабушка болела, я старался вести себя тихо. Её квартира казалась мне загадочной: тёмные кладовки, высокие шкафы, тяжёлые шторы, за которыми я прятался, играя часами. Но иногда перегибал палку.
— Уберите этого неугомонного сорванца! — кричала бабушка. — Почему его никто не воспитывает?
— Вот и воспитывайте, — огрызался отец.
— И воспитаю! — грозилась она, но тут же ласково гладила меня по голове.
И воспитала. Меня отдали в первый класс, а бабушка решила учить меня музыке, уверяя, что у меня идеальный слух.
— Хоть бегать по квартире, как дикарь, перестанет, — ворчала она.
Я с тоской играл гаммы на пианино, считая минуты до конца урока. Отец же направил мою энергию в другое русло — записал меня на самбо.
— Вы калечите ребёнка! — возмущалась бабушка. — У него талант, а вы…
— А вы спросили, хочет ли он вашу музыку? — спорил отец.
Я не хотел ни музыки, ни самбо. Вообще, я не знал, чего хочу.
Когда бабушка поправилась, мама вернулась на работу, а я остался «на бабушкиных руках». Так я и окончил первый класс. Лето стало предметом споров: родители решали, куда меня отправить, чтобы дать Анне Фёдоровне отдохнуть. После долгих препирательств меня отправили в деревню к Антонине Фёдоровне.
Я боялся. Мама пугала её «семилеткой», Анна Фёдоровна — «деревенской грязью», жирной едой, рекой, где я утону, грибами, которыми отравлюсь, и лесом, где меня съест волк. Но деревня оказалась чудом. Бескрайние поля, пруды, тёмный лес на горизонте. Куры, гуси, коровы — всё, что я раньше видел только в книжках. Местные ребята, по просьбе бабушки, взяли меня под свою опеку. Носки, аккуратно уложенные мамой, так и пролежали в чемодане — все бегали босиком, не боясь ни грязи, ни коровьих лепёшек.
Антонина Фёдоровна была полной противоположностью Анне. Тихая, с доброй улыбкой, она смотрела на меня с такой любовью, что у меня замирало сердце. Невысокая, круглолицая, с морщинками и ямочками на щеках, она пахла свежим хлебом и молоком. «Мой птенчик, такой худенький», — приговаривала она, обнимая меня. Еда была простой, но невероятно вкусной: парное молоко на рассвете, яичница с салом, драники со сметаной, пирожки прямо из печи. Я пил молоко, которое в городе терпеть не мог, и засыпал счастливым.
Дни в деревне были настоящей свободой. Я бегал с ребятами на рыбалку, собирал ягоды, парился в бане, где мужики хлестали меня веником. По вечерам мы с бабушкой сидели на крыльце, отгоняя комаров. Она пела стаОна пела старинные песни, рассказывая сказки и истории о войне, а я слушал, затаив дыхание, чувствуя, как время замедляется, и в этот момент нам было хорошо просто быть вместе.
