Горькая пилюля на подушке: «Я остаюсь»
Алевтина вернулась домой вконец измотанная. Всё внутри ныло: Степан снова не ночевал. И, судя по разбросанным носкам и немытой сковородке, улетучился в спешке, оставив после себя лишь хаос и равнодушие. Механически принялась за уборку, но, подойдя к кровати, вдруг остолбенела. На подушке — чужой, медного оттенка, длинный волос. Дрожащими руками побрела на кухню — два рюмки, следы помады. Алевтина смотрела на это, будто сквозь туман. Но в этот раз слёз не было. Внутри чётко щёлкнуло: хватит.
Когда-то у неё была простая девчачья мечта — встретить своего царевича. Родом из глухого села под Вологдой, она грезила о столице, о сверкающей жизни, о великой любви. Училась на стипендию, по вечерам подрабатывала в кафе, помогая тётке Галине, которой после третьего мужа было не до смен. Денег вечно не хватало. Мать присылала по сотне рублей, но в семье отчима чужая кровь — всегда пятое колесо. Всё, чего добилась, Алевтина вытягивала сама. И свято верила: любовь выдернет её из этой серости.
И любовь явилась. В кафе, где она мыла полы, частенько заглядывал Степан — постарше, с манерами, при деньгах. Влюбилась с первого взгляда, не зная, что у него не только иномарка, но и целая очередь из местных ладушек. Он её заметил. И Алевтина быстро потеснила всех — даже ту самую «невесту», оказавшуюся просто кумой отца. Степан выбрал её.
Свадьба была — хоть в кино снимай: шикарная, с караваем, с криками «Горько!». Родители жениха встречали её с дежурными улыбками, но смирились: сын поздний, балованный, его слово — закон. Свекровь командовала парадом: от фасона платья до оттенка лака для ногтей. Алевтина покорно кивала. Ей казалось: её приняли. Дом — полная чаша, уют, забота. Год — как в сказке.
Но время шло. Детей не было. И однажды свекровь просто поставила её перед фактом:
— Записала тебя к специалисту. Пора разобраться, в чём загвоздка.
Алевтина чувствовала себя прекрасно. Но спорить не посмела. А потом приговор: детей не будет. Никогда.
Она ехала домой, не зная, как сообщить. Как жить дальше? Но вскоре поняла — говорить не придётся. Всё уже сказано. Лично. Свекровью.
— Ничего, переживём. Главное — не расставаться, — буркнула та.
Степан поддержал: «Я с тобой». Алевтина поверила. Но потом пошли клиники, процедуры, врачи. А муж всё чаще пропадал. Потом перебрался в кабинет. Потом и вовсе ночевал у родителей.
Жизнь шла, но мимо. У подруги Кати родился сынишка. Алевтина стала крёстной. Вовка стал её солнышком. Но Катя с мужем погибли в ДТП. Мальчик остался один. Пока Алевтина собиралась навестить его, его уже забрал Артём — брат Кати, тот самый паренёк, что в школе подсовывал ей яблоки и забавные стишки в тетрадке.
— Мы уже старые, — сказали родители Кати. — А он молодой, да и свадьба у него скоро. Пусть сам нянчится.
Алевтина не могла смириться: ребёнка будет растить чужая. В голове засела мысль: забрать Вовку. Уговорить Артёма. Может, сдастся.
Но Артём не сдался:
— Это мой племянник. Я сестре обещал — не брошу его!
И вдруг, будто в бреду, добавил:
— А хочешь — выходи за меня. Вместе растить будем. Я ведь тебя всегда любил, а ты ворот крутила.
— Ты рехнулся?! — вырвалось у Алевтины. Потом пожалела. Но поздно.
Домой она вернулась опустошённая. И вот — чужой волос. Помада. Рюмки. Правда ударила под дых. А был ли он у родителей? А эти «совещания»?
Всё, что их связывало — долг, привычка, страх одиночества. Она быстро собрала сумку, документы, оставила записку:
«Так лучше всем…»
У Степана будут дети. У его родителей — внуки. У Артёма — семья. У Вовки — мать. А у неё?
Любовь? Кто её разберёт. Может, она уже за дверью.
Артём открыл ей, сонно моргая:
— Опять ты?.. Чего припёрлась?
Алевтина закрыла глаза и выдохнула:
— А я… остаюсь…