Когда я переехала в Екатеринбург, мне было двадцать семь. В Узбеке оставалась мама, которой нужна была дорогая операция, да ещё куча долгов по ипотеке. Я решила: поработаю год-полтора — и назад. На родину. К своим.
Работу нашла почти сразу — через агентство мне предложили ухаживать за пожилой женщиной. Хозяйка квартиры, Галина Викторовна, искала сиделку для своей восьмидесятичетырёхлетней матери — Лидии Павловны. Я согласилась. Зарплата небольшая, зато стабильная.
С первого дня старуха меня ненавидела. «Кто ты по национальности?» — спросила она, едва я переступила порог. Я ответила. Она скривилась: «Опять узбечка. То цыганки, то вы. Сплошной сброд». Дальше — хуже.
Каждое утро начиналось с претензий: каша не та, пыль не вытерла, дверью хлопнула, дышу громко. Иногда слышала, как она шепчет дочери: «Она ворует, вот увидишь. Следи за ней». Меня тошнило. Я мыла ей ноги, помогала вставать, бегала в аптеку — а в ответ только презрение и ледяной взгляд.
Полгода терпела. Только мысль о маме не давала уйти. Но однажды старуха обвинила меня в краже пяти тысяч рублей. Перевернули всю квартиру — нашли деньги в её же кошельке. Ни извинений, ни стыда. Только ненависть в глазах.
Я собрала вещи. Сказала, что ухожу. Она стояла у двери с усмешкой: «Ну и вали. Всё равно вернёшься — нищая твоя жизнь».
— Справлюсь, — тихо ответила я. — Без вас.
И вдруг — неожиданно — в её голосе появилось что-то другое. Ни злости, ни издевки. Растерянность:
— Ты… всё это ради матери терпела?
Я замерла. Кивнула. Рассказала про операцию, про долги. Она молча слушала. Потом медленно подошла, села рядом, взяла меня за руку — и заплакала. Просто. Без слов. Слёзы по морщинам.
— Прости… Я мстила. Не тебе. Дочери. Она меня бросила. Думала, если ты уйдёшь — она вернётся. А ты… Ты всё выдержала. Ради мамы.
С того дня всё переменилось. Мы разговаривали по вечерам. Она рассказывала про свою жизнь, я — про свою. Даже дала денег, чтобы я съездила к маме. А когда вернулась — встретила меня с шарфом, который сама связала.
Через четыре месяца она умерла. Тихо, во сне. Я рыдала, как по родной.
Через неделю пришла Галина с адвокатом.
— Должны сообщить о завещании, — сказал адвокат. — Лидия Павловна оставила вам… крупную сумму.
Галина побелела:
— Она совсем рехнулась! Что ты с ней сделала?! Колдовала?
Я молча посмотрела на неё. Потом вдруг подошла — и обняла.
— Вот что я сделала. Просто обняла.