— Дяденька… возьмите мою сестрёнку, пожалуйста. Она очень хочет кушать…
Этот тихий голосок, едва пробившийся сквозь шум города, заставил Дмитрия Соколова остановиться. Он спешил, уткнувшись в телефон, обдумывая крупную сделку — миллионы рублей, подписание договора, доверие партнёров. После смерти жены Анны работа стала единственным, что ещё хоть как-то удерживало его в этом мире.
Но этот голос…
Он обернулся.
Перед ним стоял худенький мальчик лет семи в потрёпанной куртке. В руках он бережно держал свёрток — маленькую девочку, закутанную в выцветшее одеяло. Малышка тихонько хныкала, а её брат прижимал её к себе так, будто от этого зависело всё на свете.
— Где твоя мама? — спросил Дмитрий, присаживаясь рядом.
— Она сказала, что скоро вернётся… но её нет уже два дня, — прошептал мальчик. — Я всё жду здесь…
Мальчика звали Серёжа, девочку — Таня. Рядом с ними не было никого — ни записок, ни адреса, только бесконечное ожидание и голодные взгляды. Дмитрий предложил вызвать полицию, обратиться в опеку, купить еды. Но при слове «полиция» Серёжа вздрогнул.
— Пожалуйста, не отдавайте нас… Таню заберут…
В этот момент Дмитрий понял — он не сможет уйти. Что-то внутри, окаменевшее после потери, дало трещину.
Они зашли в ближайшую столовую. Серёжа ел торопливо, словно боялся, что еду у него отнимут. Дмитрий аккуратно кормил малышку купленной смесью. Впервые за долгое время он почувствовал — он кому-то нужен. Не как бизнесмен. Как человек.
— Отмени все встречи, — коротко бросил он в трубку секретарю.
Полиция приехала быстро. Всё как положено: вопросы, протокол. Но когда Серёжа вцепился в его руку и прошептал: «Вы нас не отдаете?», Дмитрий сам не понял, как ответил:
— Не отдам. Обещаю.
Опека была временной. Помогла давняя знакомая — соцработница Галина Ивановна. Её поддержка ускорила процесс. Дмитрий твердил себе: «Только на время, пока не найдут мать».
Он привёз детей в свою просторную московскую квартиру. Серёжа молчал, лишь крепче прижимал Таню. В их глазах читался страх — не перед ним, а перед несправедливостью. Квартира, прежде полная тишины, теперь наполнилась детскими голосами, смехом, плачем и тихим напевом Серёжи, укачивавшего сестрёнку.
Дмитрий путался в пелёнках, забывал про кормёжку, не знал, как правильно держать бутылочку. Но Серёжа помогал. Он всё делал молча, без упрёков и жалоб. Лишь однажды сказал:
— Я просто не хочу, чтобы ей было страшно.
Однажды ночью Таня расплакалась. Серёжа подошёл, взял её на руки и начал тихо напевать. Девочка успокоилась. Дмитрий смотрел на это с комом в горле.
— У тебя отлично получается, — сказал он.
— Пришлось научиться, — просто ответил мальчик, без намёка на жалобы.
А потом позвонила Галина Ивановна.
— Маму нашли. Она жива, но лечится. Алкоголь, тяжело. Если выздоровеет — права восстановят. Если нет — детей заберёт государство. Или… ты.
Дмитрий молчал.
— Ты можешь оформить опеку. Или усыновить. Решать тебе.
Вечером Серёжа сидел в углу и рисовал. Не играл, не смотрел телевизор — просто рисовал. И вдруг тихо спросил:
— Нас снова заберут?
Дмитрий опустился рядом.
— Я не знаю… Но сделаю всё, чтобы вам было хорошо.
— А если всё-таки заберут? — в голосе мальчика дрожала беззащитность.
Дмитрий обнял его.
— Не отдам. Обещаю. Никогда.
На следующий день он позвонил Галине Ивановне:
— Я хочу оформить опеку. Навсегда.
Начались проверки, бесконечные бумаги, визиты. Но теперь у него была цель — не потерять этих детей. Он купил домик в Подмосковье — с садом, свежим воздухом, местом, где можно бегать без оглядки. Серёжа ожил. Он гонял по двору, читал вслух книги, пёк с Дмитрием оладушки. А он сам… учился снова смеяться.
И однажды, укрывая Серёжу одеялом, услышал:
— Спокойной ночи, папа…
— Спокойной ночи, сынок, — ответил он, сжимая кулаки, чтобы голос не дрогнул.
Весной официально оформили усыновление. В документах появились подписи. Но в сердце Дмитрия всё было ясно и без них.
Первое слово Тани — «папа» — стало для него дороже всех денег на свете.
Он не планировал становиться отцом. Но теперь не мог представить жизни без них. И если бы его спросили, когда началась его новая жизнь, он ответил бы без колебаний:
— С того самого «Дяденька, пожалуйста…».