**Дневник. Встреча с судьбой**
Село Березовка, затерянное среди бескрайних полей под Нижним Новгородом, встретило нас морозным рассветом. Завтра предстоит знакомство со свекровью, а я, Лидия Васильевна, не нахожу покоя. Подруги, желая помочь, лишь подлили масла в огонь:
— Держи хвост пистолетом, ты не из трущоб!
— Не дай свекрови сесть тебе на шею, сразу покажи зубы!
— Добрых свекровей не бывает, запомни!
— Это ты им честь оказываешь, а не они тебе!
Ночь прошла в тревоге, к утру выглядела как выжатый лимон. Мы с моим женихом, Геннадием, встретились на вокзале. Два часа в пригородной электричке пролетели, как вечность. Вышли на полустанке и пошли через заснеженную деревню. Морозный воздух пах смолой и праздником, снег скрипел под ногами, а берё́зы шептались надо мной. Я уже начала коченеть, когда вдали показались крыши Березовки.
У калитки нас ждала маленькая старушка в потрёпанной телогрейке и выцветшем платке. Если б не её голос, прошла бы мимо.
— Лидочка, родная, я Аграфена Степановна, мать Гены. Рада знакомству! — Скинула варежку и сжала мою руку так, будто проверяла на прочность. Взгляд у неё был острый, как бритва. По узкой тропинке мы дошли до старой избы с почерневшими от времени брёвнами. Внутри пахло хлебом и печью, которая пылала, как солнце.
Будто попала в прошлый век. В сотне вёрст от Нижнего — ни водопровода, ни нормального туалета, только скворечник во дворе. Телевизор? Даже не в каждой избе. Полумрак разгоняла лишь тусклая лампочка.
— Мам, давай свет включим, — предложил Геннадий.
Аграфена Степановна нахмурилась:
— Мы не баре, чтобы зря электричество жечь. Или ты, Лида, суп носом ловить собралась? — Но, взглянув на меня, смягчилась. — Ладно, сынок, щас зажгу, делами закрутилась.
Она дёрнула за шнурок, и жёлтый свет разлился по кухне.
— Голодные, небось? Щей наварила, милости прошу! — засуетилась она, разливая густую похлёбку.
Мы ели, переглядываясь, а она приговаривала что-то ласковое, но взгляд её буравил меня насквозь. Чувствовала себя, как на допросе. Когда наши глаза встречались, она тут же отворачивалась: то хлеба нарежет, то в печь дров подкинет.
— Самовар поставлю, — защебетала она. — Чай не простой, на травах. С мёдом да с малиной — и хворь прогонит, и душу согреет. Угощайтесь, гости дорогие!
Казалось, я попала в сказку из бабушкиных времён. Вот-вот закричат: «Стоп, кадр!» Тепло, сытная еда и сладкий чай разморили меня. Хотелось рухнуть на кровать и забыться, но свекровь распорядилась иначе.
— Сходите в лавку, купите муки да яиц. Пирогов напечём, вечером родня соберётся: сёстры Гены, Наталья с Ольгой, да тётя Матрёна из Городца с мужем. А я картошку пожарю, котлеты сделаю.
Пока мы одевались, она выкатила из подполья мешок картошки и, чистя её, приговаривала:
— Картошка в мундире — гостям на ужине.
По селу шли, и все кланялись Геннадию, мужики шапки снимали, бабки с крылец провожали взглядами. Лавка была в соседнем селе, путь лежал через поле. Снег сверкал на солнце, но к вечеру стало темнеть, зимний день короток. Вернувшись, Аграфена Степановна объявила:
— Пироги, Лида, стряпать будешь. Я во двор снег утопчу, а то мыши сарай обглодают. Гена со мной, лопатой поможет.
Я осталась один на один с тестом. Знала бы, что печь придётся — меньше бы взяла! «Глаза боятся, а руки делают», — подзадоривала свекровь. Пироги получались кто во что горазд: один толстый, как блин, другой — тонкий, как бумага. Намучилась, пока все слепила. Позже Гена признался: мать проверяла, гожусь ли я в жёны её сыну.
Гостей набилось — яблоку негде упасть. Все русоволосые, глаза как небо, улыбаются, а я жмусь за Гену, краснею. Стол поставили посреди избы, меня усадили на лавку с ребятнёй. Лавка скрипит, дети скачут — голова кругом. Гена подсунул под меня подушку — сижу, как царевна, на всеобщем обозрении. Картошку с луком я не ем, но тут ела за пятерых — до отвала!
Стемнело. У Аграфены Степановны кровать у печки, остальные спали на полу. «Теснота, да не обида», — приговаривала она. Мне, как гостье, досталась кровать. Из старого комода, сделанного дедом Гены, достали накрахмаленное бельё. Ложиться страшно — будто музейный экспонат трогаешь. Свекровь постелила и пробурчала:
— Изба гуляй, печь пляши, а хозяйке негде прилечь!
Родня устроилась на полу, на старых одеялах с чердака. Мне вдруг приспичило в туалет. Выбралась из-под одеяла, пробиралась на цыпочках, чтоб никого не разбудить. В сенях — хоть глаз выколи. Что-то мягкое ткнулось мне в ногу. Я вскрикнула — крыса! Все вскочили, смеются: кошонок, днём шлялся, а ночью домой пришёл.
В туалет пошла с Геной. Двери нет, только занавеска. Он стоит спиной, спичку зажигает, чтоб я в яму не угодила. Вернулась, рухнула в кровать и провалилась в сон. Свежий воздух, тишина… Деревня.