В старой хрущёвке на окраине Перми витало предчувствие катастрофы, замаскированное под праздничную суету. Уже на площадке Валентина уловила едкий запах гари, а по ступеням стекали мутные потоки воды, словно кто-то затопил весь подъезд. Распахнув дверь, она швырнула на тумбу помятый букет с корпоратива, сбросила убитые туфли и сунула ноги в тапки — зря не надела сапоги, пол блестел, как после наводнения. Из глубины квартиры доносился душераздирающий кошачий вопль, перемешанный с шипением и запахом палёного мяса.
— Семён, что тут творится?! — крикнула Валя, чувствуя, как сердце сжимается от дурного предчувствия.
Муж выскочил в одних семейных трусах, босой, с лицом, исцарапанным в кровь, и фингалом под глазом. На голове красовалось полотенце, завязанное будто бандана после уличной разборки.
— Валюш, ты так рано? — пробормотал он, виновато опустив взгляд. — Я думал, раз корпоратив, ты до ночи…
Валентина плюхнулась на стул, скрестив руки.
— Ну, давай, горе моё, расказывай. Что на этот раз?
— Солнышко, не кипятись, — начал Семён, но голос его дрожал.
— Я кипятилась, когда в лихие девяностые рэкетиры долги выбивали, — отрезала Валя. — Переживала, когда рубль рухнул, а бизнес еле выжил. После этого мне всё по фигу. Так что докладывай — что за бардак?
Семён вздохнул, как перед расстрелом.
— Хотел сюрприз сделать. Праздник устроить. Решил прибраться, постирать, ужин приготовить. Взял отгул, сбегал на рынок, купил гуся. А потом… пошло по пизде.
— Гусь?! — переспросила Валентина, предчувствуя подвох.
— Нет, стиралка, — сдался он. — Загрузил бельё, поставил гуся в духовку, начал мыть пол. И тут…
— Кот живой?! — Валя вскочила, глаза полыхнули паникой.
— Жив-жив! — заторопился Семён. — Только мокрый. Клянусь, когда я закрывал машинку, его там не было! А потом он… ну, оказался внутри.
— Какого хрена?! — Валя сжала кулаки. — Как он мог туда залезть?!
— Хрен его знает, — развёл руками Семён. — Просочился, наверное.
Валя закрыла глаза, сдерживая желание придушить мужа.
— Продолжай, Штирлиц. И покажи кота. Хочу удостовериться, что он цел.
— Э-э, Валюш, он там… — Семён замялся. — К нему надо подойти.
— Лапы на месте? — голос Валентины стал ледяным.
Семён потрогал расцарапанную щёку.
— Да! Только временно… обездвижены. Для его же блага.
— Ладно, дальше, — выдохнула Валя, готовясь к худшему.
— Короче, пока кот… э-э, отмокал, я учуял дым. Кинулся на кухню, распахнул духовку — а там пиздец! Мясо горит, волосы задымились. Плеснул воды — бабах, пламя выше! Лицо обжёг, волосы пахнут палёной шерстью. И тут кот завопил. Гляжу — его морда за стеклом барабана. Понял, что ему там не комильфо. Вырубил машинку, но дверцу заклинило. Кот орет, плита пылает, я с ломом носился, как угорелый. В итоге машинка потекла, но кот выскочил. Пока я огонь тушил, эта тварь носилась по квартире, как ужаленная, вазы побила, обои ободрала, шторы снесла, вино разлила — я его для ужина припас. Соседи снизу долбали по батарее, грозились то ли кота прирезать, то ли меня. Но в целом… всё под контролем!
Валя вытерла слёзы — то ли от смеха, то ли от отчаяния — и шагнула вглубь квартиры. Разгром был грандиозный: лужи, осколки, ободранные стены, вонь гарь. На радиаторе, примотанный за все лапы скотчем, висел кот Васька, с мордой, закутанной в старую футболку. Живой, но явно в ахуе. Валя посмотрела на мужа, и её взгляд стал острым, как бритва.
— Объяснись, — потребовала она.
— Понимаешь, он не хотел сидеть смирно, — залепетал Семён. — Весь мокрый, боялся, что не высохнет к твоему приходу. Пылесосить не давал — пришлось обездвижить. А морду замотал, чтоб не орал — соседи грозили то ли ментами, то ли шаманом.
Валя отклеила скотч, вытерла кота полотенцем с головы мужа и освободила морду. Васька фыркнул, но тут же прижался к хозяйке.
— Ты скотина, Сёма, — тихо сказала она. — Он же задохнуться мог. Хотя после стирки ему, как и мне, уже ничего не страшно.
Она опустилась на диван, прижимая кота, и уставилась на мужа.
— Ну?
— В смысле? — Семён понурился. — Мне сразу в петлю или дашь опомниться?
— Поздравляй, дебил, — вздохнула Валя. — Восьмое марта, забыл?
Семён просиял, рванул в комнату и вернулся, пряча что-то за спиной. Опустившись на колени, он торжественно провозгласил:
— Валюша, свет моих очей. Тридцать лет вместе, а ты всё та же — красивая, стервозная, терпеливая. Лучшая жена, мать и бабушка. С Женским днём тебя! Пусть сияешь, как сегодня.
Он протянул коробочку с золотым колечком и букет роз — помятый, полуободранный, но ещё живой.
— Цветы были — огонь, честно, — смущённо добавил он. — Но кот… ну, ты понимаешь. Не злись, ладно? Я хотел как лучше.
Валя прижала его голову к коленям, вдохнула запах роз — они всё ещё пахли, несмотря ни на что.
— Удивил, балда. Хватит экспериментов, ок? Цветов достаточно. Ещё один такой праздник — и дом разнесут. Соседи уже шамана ищут. А у него, поди, тоже муж такие номера выкидывает.
Втроём — она, кот и Семён — они принялись спасать квартиру, успокаивать соседей и разгребать последствия «праздника». Валентина, закалённаяОни так и не успели поужинать, но к полуночи, когда Семён уже дважды извинился перед соседями, а Васька наконец высох и заснул, свернувшись на подушке, Валя вдруг рассмеялась, обняла мужа и сказала: «Ну хоть гусь не сгорел совсем».