Была самая обычная суббота. Тихий рассвет, чайник на плите, первые лучи солнца, едва пробивающиеся сквозь тюль. Я сидела на кухне с чашкой крепкого чая, когда раздался звонок. На экране — мой сын, Игорь. Единственный. Моя радость, моя гордость, моя жизнь. Всё в ней крутилось вокруг него. Я отдавала ему всё: любовь, заботу, бессонные ночи, последние рубли из кошелька. После свадьбы он звонил реже, но каждый разговор был словно глоток воздуха.
— Мам, нам надо поговорить, — начал он. Голос был ровный. Слишком ровный.
В животе похолодело.
— Конечно, сынок. Что случилось? — спросила я, чувствуя, как сердце застучало чаще.
Он помолчал, будто собираясь с мыслями, затем твёрдо сказал:
— Мам, мы с Леной… решили, что ты должна понять — мы не можем видеться так часто.
Я не сразу осознала. Или не хотела. А он продолжал:
— У нас своя семья, свои дела. А ты… Ты постоянно вмешиваешься. Лена говорит, что ты звонишь слишком часто. Приезжаешь без предупреждения. Нам нужно пространство. Покой.
Я молчала, пытаясь проглотить ком в горле. В голове звенело: «Что я сделала не так?»
— Игорь… — прошептала я. — Я просто хотела быть рядом…
— Я знаю, мам, — перебил он. — Но теперь всё иначе. Нам нужно жить своей жизнью.
Я кивнула, зная, что он не видит. Слёзы подступали. Руки дрожали. Сдавленно прошептала:
— Хорошо. Я поняла.
Разговор закончился быстро. Он попрощался ровно, почти с облегчением. А я осталась сидеть за тем же столом, держа остывшую чашку.
Взгляд упал на стену с фотографиями. Вот Игорь — маленький, в школьной форме. Вот — на выпускном. А вот — с букетом в руках, рядом с Леной у дворца бракосочетаний. И на всех снимках — я. Всегда рядом.
Я вспомнила, как носила его на руках, когда у него поднималась температура. Как читала ему сказки перед сном. Как помогала с уроками, переживала из-за его первой несчастной любви. А теперь он сказал, что я ему мешаю.
Старость — это не про возраст. Это про то, что те, кого ты поднимал на ноги, теперь отталкивают тебя, будто ты лишняя.
Подруги рассказывают, как нянчатся с внуками, как их зовут на воскресные обеды. А я? Я теперь боюсь лишний раз позвонить. Боюсь услышать раздражение. Боюсь, что снова услышу: «Хватит лезть в нашу жизнь».
А ведь я просила так мало. Не денег, не помощи. Просто хоть изредка видеть, как живёт мой сын. Привезти ему пирог, спросить, как дела. Разве это так много?
Может, я и не идеальна. Возможно, иногда звонила слишком часто. Но я просто скучала. Одинокая квартира, телевизор да старые фото — вот и вся моя жизнь теперь.
Прошло уже больше месяца. Игорь не звонит. Ни он, ни Лена. Я молчу, как и обещала. Смотрю в окно и думаю: неужели вот так и заканчивается материнская любовь?
Горько. Но я не злюсь. Я просто не понимаю: как вышло, что тот, ради кого я жила, теперь хочет, чтобы я исчезла?
И самое страшное — не тишина в доме. А понимание, что в жизни того, кто был твоим смыслом, ты теперь — чужой.
Жизнь порой учит жестоким урокам: самая большая боль — не в потери, а в том, что тебя вычеркивают, будто и не было тебя вовсе.