Развестись в шестьдесят восемь — не романтический порыв и не попытка сбежать от старости. Это горькое осознание поражения. Когда после сорока лет брака, прожитых с женщиной, с которой делил не только жизнь, но и молчание, пустые взгляды над холодным ужином, и всё то, что так и осталось невысказанным, ты вдруг понимаешь: ты не стал тем, кем должен был быть. Меня зовут Владимир, я из Ростова-на-Дону, и моя история началась с одиночества, а закончилась тем, к чему я не был готов.
С Татьяной мы прожили бок о бок всю жизнь. Поженились молодыми, ещё при Союзе, когда по улицам ходили «Жигули», а в магазинах стояли очереди за колбасой. Тогда было иначе: поцелуи в парке, разговоры до рассвета, общие грёзы. Потом всё растворилось. Сначала дети, потом ипотека, бесконечная работа, усталость, быт… Разговоры свелись к обрывистым фразам: «Ты оплатил квартплату?», «Где квитанция на газ?», «Соль закончилась».
Я смотрел на неё утром и видел не жену, а уставшую попутчицу в этом долгом пути. Наверное, и она видела во мне того же. Мы перестали жить вместе — мы просто существовали рядом. Я, человек с железным характером, упрямый и гордый, однажды сказал себе: «Ты заслуживаешь большего. Нового шанса. Глотка воздуха, чёрт возьми». И подал на развод.
Татьяна не спорила. Только опустилась на стул, уставилась в окно и тихо произнесла:
— Хорошо. Делай, как хочешь. У меня больше нет сил.
Я ушёл. Сначала почувствовал облегчение, будто сбросил тяжёлый камень с плеч. Стал спать на другой стороне кровати, завёл кота Ваську, начал пить утренний чай на балконе. Но вскоре пришло другое — пустота. Квартира стала слишком тихой. Еда — пресной. Жизнь — безвкусной.
И тогда мне пришла в голову «гениальная» мысль: найти женщину, которая будет за мной ухаживать. Ну, как Татьяна раньше: варила супы, стирала рубашки, подметала пол. Да, пусть будет постарше, лет под пятьдесят, без претензий, спокойная. Возможно, вдова. Желающих, думал я, должно хватить: я ещё не дряхлый старик, с приличной пенсией, с квартирой в центре. Почему бы и нет?
Я начал искать. Намекнул соседям, завёл разговор со старыми приятелями. А потом осмелел — дал объявление в районную газету. Коротко и ясно: «Мужчина, 68 лет, ищет женщину для совместного проживания и помощи по хозяйству. Гарантирую крышу над головой и питание».
Именно это объявление перевернуло мою жизнь. Через три дня пришло письмо. Всего одно. Но такое, что у меня задрожали пальцы.
*«Дорогой Владимир,
Вы всерьёз считаете, что женщина в наше время мечтает стать чьей-то бесплатной прислугой? Мы живём не при крепостном праве.
Вы ищете не друга, не близкого человека, а удобную домработницу под видом спутницы жизни.
Может, для начала стоит самому научиться стирать свои носки и готовить борщ?
С уважением,
Женщина, которой не нужен хозяин с барскими замашками».*
Я перечитывал эти строки раз десять. Сначала закипел от злости. Как она смеет? Кто она такая? Я ведь не хотел никого использовать! Просто мечтал о тепле, уюте, женской заботе…
Но постепенно гнев сменился раздумьями. А вдруг она права? Может, я действительно искал не человека, а удобство? Неужели я до сих пор жду, что кто-то придёт и сделает мою жизнь проще, вместо того чтобы взять это в свои руки?
Я начал с малого. Научился варить щи. Потом — лепить пельмени. Подписался на YouTube-канал «Домашняя кухня», стал ходить в магазин со списком, гладить собственные брюки. Сперва было неловко, даже смешно. Но со временем я почувствовал — это уже не обязанность. Это — моя жизнь. Мой выбор.
То письмо я вставил в рамку и повесил на кухне. Как напоминание: не ищи спасения в других, пока не научишься жить сам.
Прошло три месяца. Я всё ещё один. Но теперь моя квартира пахнет свежим хлебом. На подоконнике цветут герань и фиалки — посадил сам. По выходным пеку пироги с яблоками — по рецепту Татьяны. Иногда ловлю себя на мысли: «Вот бы отнести ей кусочек…» Впервые за сорок лет я понял: чтобы быть рядом с кем-то, сначала нужно стать человеком.
И если сейчас меня спросят, хочу ли я снова жениться, я отвечу: нет. Но если на скамейке рядом со мной однажды сядет женщина, которая ищет не хозяина, а просто собеседника, — я заговорю с ней. Только теперь — уже другим человеком.