«Папа, отдай квартиру — ты уже своё отжил». После его ответа дочь бросила три слова и захлопнула дверь.
Иван Степанович потерял жену полгода назад. С ней ушла последняя опора, последний свет в его жизни. Он продолжал ходить на работу — не столько ради денег, сколько чтобы не сойти с ума от пустоты. Работа спасала, давала хоть какую-то иллюзию смысла. Вечерами он бродил по улицам, не спеша возвращаться в квартиру, где каждый угол напоминал о потерянном счастье. Без неё дом превратился в каменный мешок, где даже собственное дыхание звучало громче, чем нужно.
Дети — дочь и сын — навещали его всё реже. А потом и вовсе перестали. Казалось, вместе с матерью исчезло и то, что когда-то связывало их в семью. Иван Степанович боялся одиночества, но ещё страшнее было осознавать, что для собственных детей он стал просто стариком, обузой.
Иногда он ловил себя на том, что всматривался в лица прохожих, надеясь увидеть знакомые черты. Может, кто-то узнает, остановится, скажет доброе слово. Но люди шли мимо. И сердце ныло — не от болезни, а от безысходности.
А потом пришла она — Людмила, его дочь. Пришла не с заботой, а с холодом в глазах. Её визиты всегда были короткими, деловыми, и разговоры сводились к одному — квартире. В этот раз она даже не стала притворяться.
— Пап, ну сколько можно? Ты живёшь один в трёхкомнатной, это же безумие. Продавай, бери однокомнатную, а разницу отдай мне. У нас ипотека, детям тесно.
Он молчал. Руки дрожали, слова застревали в горле.
— Люда, это наш с мамой дом… Я не могу просто так… — голова шла кругом.
Дочь резко поднялась.
— Ты своё уже прожил, папа. Подумай хотя бы о нас, — в её голосе звенело раздражение.
— А ты подумай, когда в следующий раз зайдёшь? — прошептал он.
Она уже стояла в дверях. Оглянулась и бросила:
— Когда тебя не станет.
Дверь захлопнулась. Гулкий звук ударил по сердцу. Иван Степанович сидел, не в силах двинуться. Потом, собравшись с духом, набрал сына.
— Сергей, поговори со мной. Люда приходила… снова про квартиру… Я не хочу её продавать, — голос дрожал.
На том конце провода — вздох.
— Пап, ну а что ты хочешь? Ты один, квартира большая. Я бы, честно говоря, тоже не отказался от денег. Хочу машину новую взять. Не жадничай.
— А ты когда приедешь? — спросил он, уже зная ответ.
— Если продашь — приеду.
Он положил трубку. Надел пальто и вышел. В груди давило, словно кто-то насыпал туда камней. Он шёл, не видя дороги, пока не нашёл скамейку у реки. СеОн закрыл глаза, и больше не открыл их.