Мне шестьдесят восемь. Одна. Попросила детей забрать меня к себе — и услышала вежливое «нет».
Я вдова. Уже много лет. Муж ушёл тихо, без слов, во сне. После этого будто в тумане живу — дни сливаются, лица стираются, события не цепляют. До сих пор работаю — не из-за денег, а чтобы не сойти с ума в этой тишине. Работа — единственное, когда я хоть немного чувствую себя нужной.
Не жалуюсь, просто факт. Никаких увлечений, мечт. Всё осталось там, в прошлом. Не ищу, не пробую, не надеюсь. Наверное, возраст. Но больше всего давит не он, а одиночество, которое въелось в стены моей двушки в Люберцах, как сырость — незаметно, но намертво.
Решилась. Подумала: может, сыну с семьёй переехать ко мне? У них трое детей, тесно в их трешке, а у меня — свободная комната, шкафы с бельём, место для игрушек. Вроде логично. Но не тут-то было.
Сын выслушал молча. А потом позвонила невестка. Вежливо, но с лёгким морозцем:
— Татьяна Владимировна, у нас всё устроено. Дети привыкли к своему углу. Да и вообще, вместе жить — сложно. У всех свои привычки…
Я поняла. Я им — обуза. Бабка, которой нужно уступать. А я ведь не требовала многого — просто быть рядом.
Дочь… С ней я бы с радостью пожила. Но у неё своя жизнь. Прямо не скажет, что я лишняя, но… достаточно взгляда её мужа, когда я засиживаюсь на кухне. Хотя дочка добрая: чай нальёт, борщом накормит, выслушает. Только чем чаще я у них, тем тяжелее возвращаться в пустую квартиру, где тиканье часов громче, чем новости по телевизору.
Говорят, я ещё молода. Что на пенсии жизнь не кончается. Мол, поезжай на экскурсии, запишись в клуб, займись скандинавской ходьбой. «Ты просто в себе закрылась», — говорят.
— Мам, тебе правда с нами лучше было бы? — спрашивает дочь. — Ты же не сможешь расслабиться, будешь чувствовать себя гостьей.
— Найди себе занятие, — советует сын. — В библиотеку ходи, в бассейн. Сейчас столько возможностей…
А я молчу. Как объяснить, что мне не выставки нужны и не йога. А живой голос утром. Топот внуков по коридору. Чай, заваренный не только для себя. Кто-то, кто просто рядом.
Мне говорят: «Может, ещё любовь встретишь?» Смешно. Куда мне? С морщинами, с усталым взглядом, с памятью, где прошлого больше, чем будущего?
Да, живу. Но будто мимо. Мимо праздников, разговоров, смеха, который когда-то звучал на кухне. Сейчас — тишина. И я.
Не жалости прошу. Просто не понимаю: почему я — лишняя для тех, ради кого ночами не спала, лечила, кормила, растила? Почему в их доме мне теперь нет места? Я же не чужая. Я — мать. Бабушка. Своя.
Неужели быть нужной — роскошь только для молодых?
Не знаю, как уговорить детей. Может, и не надо. Может, гордость должна шептать: «Живи как есть. Не навязывайся». Но сердце не знает гордости. Оно просто скучает. И мечтает — по-своему, по-стариковски — чтобы однажды раздался звонок и сказали:
— Мам, передумали. Переезжай. Нам тебя не хватает.