Сегодня я пишу эти строки в полном одиночестве. Дети… мои собственные дети, ради которых я готова была на всё, забыли о моём существовании. Я предупредила их чётко: либо начинаете помогать, либо продаю всё и ухожу в частный пансионат.
Я измотана до предела. До дрожи в пальцах, до тупой боли под рёбрами, до этого вечного комка в горле. Они живут так, будто я уже умерла. Отдала им всю себя — годы, силы, здоровье, душу. А в ответ — тишина. Чёрствое молчание. Сказала прямо: либо заботитесь о матери, либо оформляю продажу квартир и переезжаю туда, где за мной хоть кто-то присмотрит. Там будет чисто, спокойно и без этих вечных обид.
С Аркадием мы положили жизнь на алтарь семьи. Ради Саши и Лизы терпели лишения, отказывали себе во всём. Лучшие школы, репетиторы из МГУ, заграничные поездки — всё это далось нашей кровью. Я верила, что так и должно быть. Возможно, переборщили с любовью… Но разве можно жалеть, когда любишь детей сильнее собственного дыхания?
После свадьбы Лизы и рождения внука Аркадий не проснулся однажды утром. Сердце. До сих пор не верю, что его нет. Но я сжимала зубы — дочь ждала второго, ей была нужна помощь. Отдала ей бабушкину трёшку в Чертаново. Саше с женой передала свекровуху у метро «Университет». Дарственные не спешила подписывать — хотела увидеть, как они распорядятся подарком.
До 74 лет таскала тяжести на работе, хотя могла уйти на пенсию в 50. То внуки, то кредиты, то ремонты — вечные отговорки. А потом организм сдал. Ноги не ходят, спина — будто кирпичами набита. Просила помощи — хоть раз в неделю зайти, купить лекарств. В ответ — «мам, позже», «мы на дачу», «не сегодня».
Внук Лизы уже в пятом классе. У Саши — новорождённый. Первого нянчила с пелёнок, а второго даже не видела. Никто не спросил, как я там одна. Пока однажды не рухнула в ванной. Шесть часов лежала на кафеле, пока тётя Зина не пришла за солью. «Скорая», больница, пять дней капельниц. Ни звонка, ни визита. «Мам, ты же сама справишься», — сказала Лиза по телефону.
После выписки сразу пошла в соцзащиту. Узнала про пансионаты в Подмосковье — 120 тысяч в месяц, но с садом и сиделкой. Когда дети наконец заглянули, выложила ультиматум: или регулярная помощь, или продаю квартиры, гараж в Балашихе — и прощайте. Хватит на 5—7 лет достойной старости.
«Ты что, шантажируешь нас?» — закричала Лиза. «У нас ипотека по 80 тысяч, кредиты, ты эгоистка!»
Да, эгоистка. Потому что никто, кроме меня, о мне не думает. Я не просила золотых гор — просто стакан воды подать, поговорить. Вы отняли у меня всё. А теперь даже пяти минут не находите.
Лиза хлопнула дверью. Саша ушёл, бросив: «Не драматизируй». Неделя — ни слова. Но в этой тишине весь ответ. Им не нужна я. Нужны квадратные метры. А раз их не дождаться — значит, и мне незачем цепляться.
Может, действительно уеду. Где будут звать не «бабкой», а по имени. Где поймут наконец: материнство — не пожизненный контракт. Особенно когда ты стала «лишней».