Когда-то давно, в те времена, когда наша жизнь казалась нерушимой, он ушёл к другой. А спустя двенадцать лет вернулся и сказал всего несколько слов…
Мы с Дмитрием поженились сразу после института. Тогда всё казалось крепким: молодость, мечты, общие надежды и любовь, которая, как нам думалось, будет вечной. Я родила ему двоих сыновей — Илью и Артёма. Теперь они взрослые, у каждого своя семья, свои хлопоты. А в те годы я жила ради них. Ради семьи, которая уже тогда трещала по швам, но я упрямо делала вид, что ничего не замечаю.
Дмитрий постепенно менялся. Сначала — безобидные улыбки молодым продавщицам, затянувшиеся взгляды на улице. Потом — телефон, который он стал уносить в ванную и выключать на ночь. Я всё видела, но молчала. Убеждала себя, что ради детей нужно терпеть. Что любой мужчина может оступиться. Что это пройдёт.
Но не прошло.
Когда сыновья выросли и разъехались, дом опустел. И стало ясно: между мной и Дмитрием остались лишь воспоминания. Я больше не могла обманывать себя, будто скрепляю семью. И когда в его жизни появилась другая — молодая, яркая, беззаботная — он просто собрал вещи и ушёл. Без слёз, без объяснений. Просто хлопнула дверь. И наступила тишина.
Я не удерживала его. Просто села на кухне и смотрела на остывший чай. Вся жизнь разделилась на «до» и «после». В «до» было тридцать лет брака, поездки в Крым, бессонные ночи у постели больного ребёнка, бесконечные споры из-за ремонта. В «после» — пустота.
Я привыкла. Училась жить одна. Без обид, без ссор, без страха, что в телефоне мужа — чужие смс. Иногда мне становилось грустно. Иногда вспоминала, как он пил утренний чай и ворчал, что я купила «не ту» колбасу. Но чаще мне было спокойно. Моё настоящее, пусть и одинокое, оказалось легче, чем прошлое, где я вечно была «недостаточно».
Дмитрий исчез из моей жизни. Ни звонков, ни писем. Лишь изредка сыновья упоминали его в разговорах. Они навещали его, но мне об этом не рассказывали. Мы, как две чужие тени, жили в одном городе и ни разу не встретились. Двенадцать лет.
А потом он пришёл.
Был обычный вечер. Я готовила ужин. Вдруг — звонок. Открыла дверь… и едва узнала его. Дмитрия будто подменили: ссутулился, взгляд потухший, в движениях — робость. Он постарел. Посерел. Похудел. И стоял на пороге, молча, словно сам не понимал, зачем пришёл.
— Можно войти? — наконец произнёс он. Голос был прежний, но в нём слышалась такая боль, что у меня дрогнули пальцы на ручке.
Я впустила его. Мы молчали. Слова застревали где-то внутри. Налила чаю. Он вертел чашку в руках, потом вдруг выдохнул:
— Мне некуда идти. Та женщина… Мы не сошлись. Я ушёл. Теперь живу, где придётся. Здоровье подвело. Всё как-то… не так.
Я слушала и не знала, что сказать.
— Прости, — тихо добавил он. — Я ошибся. Ты была единственной. Понял слишком поздно. Может… попробуем снова? Хотя бы начать заново…
В груди сжало. Передо мной сидел человек, с которым я прожила полжизни. Отец моих детей. Первый и единственный мужчина в моей судьбе. Мы мечтали о даче у моря, спорили, какие обои клеить в зале, выплачивали ипотеку, провожали Илью во взрослую жизнь.
Но он молчал двенадцать лет. Не поздравил ни с одним днём рождения. Не спросил, как у меня дела. А теперь вернулся, потому что ему некуда больше идти. Потому что он — один.
Я не ответила сразу. Только тихо сказала:
— Мне нужно подумать.
Прошло несколько дней. Он больше не приходил. А я всё думаю. Взвешиваю. Перебираю прошлое. Прислушиваюсь к сердцу. Оно разбито, но бьётся. И оно молчит.
Я не знаю, смогу ли простить. Не знаю, стоит ли снова открывать эту дверь. Но я точно знаю: любовь — не всегда спасает. Иногда она — как старый шрам. И прежде чем впустить кого-то обратно, нужно быть уверенной, что за порогом не та же боль, от которой ты когда-то убежала…