Стоит ли прощать мужчину, который приполз обратно с повинной головой? Я не хочу жить так, как сейчас, но и обратной дороги к нему нет.
Мы с Дмитрием прожили в браке четырнадцать лет. Казалось, всё уже испытали, всё построили. Я читала, что большинство браков рассыпается в первые три года, а дальше — реже. Мы оказались исключением. Обычная история: муж ушёл к молодой. Но для меня это было, будто земля ушла из-под ног. Жизнь раскололась, как тонкий лёд, и я рухнула в пустоту.
Дмитрий предложил мне руку и сердце, когда мы были почти детьми. Я — простая девушка из провинции, он — из состоятельной московской семьи, единственный наследник. Родители подарили нам трёхкомнатную квартиру в самом центре. Мы быстро расписались. Сначала не получалось завести детей, я уже отчаялась, но потом родился сын, а через два года — дочь. Жила, как в сказке: уют, семья, дети. Всё казалось настоящим.
А потом появилась она. Новая сотрудница — милая, услужливая, с глазами ангела и ухваткой хищницы. И вдруг — он выставляет меня с детьми на улицу. Просто так. Мол, так будет лучше. Квартиру оставил себе, алименты платил — формально. А как жить мне, без образования, без опыта, с двумя детьми?
Родители приютили нас в бабушкиной хрущёвке. Было тесно, тяжело, страшно. Я заново училась дышать. Училась считать копейки, стирать в тазике, таскать коляску по магазинам и работать на износ. Постепенно я окрепла. Стала твёрже. Смирилась.
Прошёл год. И вдруг — звонок. Дмитрий. “Прости, — говорит. — Ошибался. Не понимал, что теряю”. Говорил так, будто мы расстались вчера. Умолял о встрече. Я долго отказывалась, но в итоге согласилась. Мы встретились в забегаловке на окраине — не там, где когда-то пили вино, глядя друг другу в глаза.
И знаете, передо мной сидел уже не он. Не тот ухоженный, уверенный в себе Дмитрий. Этот был сгорбленный, с опухшим лицом, трёхдневной щетиной. Он был пустым. Всё, что делало его мужчиной моей жизни, испарилось. Его история тоже не удивила: она выкачивала из него деньги, требовала подарков, развалила его бизнес, слила данные конкурентам. И ушла. А он остался ни с чем.
Он рыдал. Вставал на колени. Говорил, что мы — его семья, что любит детей, любит меня. Я боялась, что дрогну. Но нет. Я смотрела на него и не чувствовала ничего. Ни жалости. Ни боли. Ни любви. Только пустоту.
Я сказала: “Перестань позориться”. Даже не со зла — просто от усталости. Мне было всё равно, будет он кричать или нет. Есть ведь люди, которые орут на улицах — и никто не оборачивается. Впервые в жизни я почувствовала свободу от него.
Но дома стало тихо. Не от одиночества — от вопросов без ответов. Я поделилась с матерью и подругами. Подруги были категоричны: “Он предал раз — предаст снова”. Говорили, что не стоило с ним даже встречаться. Мать же радовалась: “Детям нужен отец. Тебе, как женщине, нельзя сжигать мосты. Семья — это важно, даже если в сердце пусто”.
Я слушала всех, но ответа не нашла. Прошёл месяц. Я всё ещё живу у бабушки. Сама готовлю, сама решаю, как жить. Дмитрий стал присылать больше денег, завязал с выпивкой. Всё ещё умоляет вернуться. Пытается доказать, что изменился. А я смотрю на свою жизнь и понимаю — не хочу, чтобы она оставалась такой. Но и к нему идти не могу.
Я уже не девочка. Мне не двадцать. Но я будто застряла между прошлым и будущим. Страшно сделать шаг. Вперёд — в неизвестность. Назад — в ложь. Я не знаю, куда идти. И каждый вечер, когда дети засыпают, я стою у окна и шепчу: “Хоть бы понять, чего же я хочу. Хоть бы снова научиться чувствовать.”