Мой сын попал под каблук. Эта баба вертит им как хочет, а я даже пикнуть боюсь — вот она, материнская боль, когда не узнаёшь собственное дитя.
В день, когда Ярослав женился, я толком не знала свою невестку. Они познакомились всего две недели назад, и первое впечатление было как обухом по голове — кричащий макияж, платье с глубоким вырезом, накачанные губы. Не женственность, а пошлость. Видно было, что работать она не привыкла, только брать, ничего не отдавая.
Её родителей я увидела прямо у Дворца бракосочетания. Улыбались слащаво, прикатили на дорогой иномарке, но позже выяснилось, что машина взята в аренду — такси, видите ли, для них недостаточно респектабельно. Мы с мужем переглянулись: щедрости от этих людей ждать не приходилось. Свадьбу, кстати, оплатили мы. Всю.
Переехали в город незадолго до рождения сына. Ярослав рос чувствительным, нежным мальчиком. Стихи писал, из-за пустяков расстраивался. Может, в деревне из него бы мужик вырос, а городская жизнь сделала его слишком ранимым. До двадцати шести у него было всего три девушки, да и те — по обрывкам телефонных разговоров. Откровенным он не был никогда.
Вёл себя как все: порой приходил навеселе, от него пахло табаком, но потом вроде завязал. После свадьбы молодые остались жить у нас. У нас трёшка, мы с мужем перебрались в маленькую комнату, а им отдали большую. Не жалко — лишь бы ладили. Но лада не вышло. Постоянные крики. Вернее, один голос — визгливый, капризный. Это была она — Алиса.
Что дали её родители — загадка. Мы вручили конверт с приличной суммой. Родня, как потом узнала, тоже деньгами одаривала. Но благодарности я не услышала.
Алиса из комнаты почти не вылезала. Ела только доставку. Работала в салоне ногтевым мастером, а дома пальцем не шевельнула. Готовить, убирать — это «не её». Сын ел то, что сам купит, или доедал наше — молча, потупив взгляд. Ему было стыдно. Это не любовь — это кабала.
Потом они съехали. Сняли квартиру рядом с её салоном. И тут наша «щедрая душа» вдруг удостоила нас визитом — села за стол, чай попила, пирог съела. Я удивилась — разве не на диете? Когда уходила, поймала её взгляд — холодный, презрительный. Или мне показалось. Но это ощущение — будто нож воткнули. Оно не проходит.
А вчера наведалась к ним. Алисы, конечно, не было — на работе. Встретил меня сын. Измождённый, без сил. Чай предложил, извинился — с работы только, еды нет. Хорошо, что сумку продуктов прихватила — хоть холодильник заполнила.
Оказалось, теперь он ездит на работу на маршрутке. Машина осталась Алисе — «ей же к клиентам, как она на автобусе?» До салона, между прочим, пять минут пешком. Но ей «тяжело», ей «неудобно». А он — и в дождь, и в мороз, пешком. Потому что так ей надо.
А потом проговорился — кредиты. Не один. Один из них — на Турцию. Но не для них, а**Но только для неё одной — улетела отдыхать с подругой, пока он здесь в долгах.**