Моя свекровь всю жизнь души не чаяла в своих дочерях. А вот ухаживать за ней теперь придётся мне, хотя она никогда не считала нас семьёй.
У неё трое детей: мой муж Сергей — самый младший, и, кажется, для неё он всегда был пустым местом. Вся её любовь доставалась старшим — Светлане и Татьяне. Она им помогала во всём: с деньгами, с ремонтом, с внуками. А про нас будто забывала.
За десять лет брака мы не получили от неё ни копейки помощи. Ни подарков, ни звонков, ни визитов. Нас не звали ни на дни рождения внуков, ни даже на её собственный юбилей. Разговаривала с нами только по делу — и то без особого интереса.
Когда у нас родился сын, я втайне надеялась, что внук хоть как-то согреет её сердце. Но нет. Даже не приехала посмотреть. Бросила в трубку: «Жаль, не девочка» — и положила. Сергей тогда переживал, не понимал, чем провинился. Потом смирился. Мы держались только на моих родителях: они и с ребёнком сидели, и продукты привозили, и морально поддерживали.
Свекровь уже давно была для нас чужой. Поздравляли её по смс — и всё. Казалось, эта страница перевёрнута.
Но всё изменилось, когда она попала в больницу. Поставили страшный диагноз — теперь она не может двигаться и нуждается в постоянном уходе. Сергей, узнав, сразу рванул к ней, хотя никогда не был ей нужен. Вернулся другим — злым, подавленным. Он всегда был спокойным, а тут впервые сорвался на крик.
После выписки оказалось, что за ней нужно круглосуточно следить. И её «любимые доченьки» быстро решили, что это наша забота. У одной, мол, маленький ребёнок, у другой — дом в Ленобласти, и ездить в Питер неудобно. Ни слова о том, что у нас тоже работа, своя семья, и что свекровь никогда нас не считала близкими.
Предложение «отдать» нам её квартиру звучало как насмешка. Тем более всё имущество уже давно записано на дочерей: дачу — Светлане, машину — Татьяне. В «благодарность» за помощь. А теперь вдруг вспомнили о брате, которого всегда держали на задворках. Когда Сергей отказался, его начали обвинять в чёрствости, кричали, что он позорит фамилию.
Я просто вымоталась. Мне её, конечно, жаль. Но она для нас чужая. Я не готова ухаживать за человеком, который всю жизнь делал вид, что нас нет. Сергей теперь сам не свой — его грызёт чувство вины. Но какой долг может быть перед тем, кто тебя просто игнорировал?
Он сказал: если сёстры так переживают, пусть продадут её трёшку и наймут сиделку. Он готов скинуться деньгами, но не годами своей жизни. Потому что у нас — своя семья, своё здоровье и право на покой.
Я понимаю, старость — не сахар. Но почему расхлёбывать должны те, кого всю жизнь не замечали? Где были эти «дочки», когда ей стало плохо? Почему теперь они в стороне, а я, чужая, должна бросить всё и стать её сиделкой?
Знаю, многие осудят. Скажут: «Родных не бросают». Но в этой истории слишком много боли. Слишком много лет молчания.
И самое главное — слишком поздно что-то менять.
