«„Мама сидит у нас на шее“ — когда я это прочитала, у меня сердце сжалось»
В моей двушке в Новосибирске много лет жили мой сын Дмитрий с семьёй. После свадьбы они ворвались ко мне с сумками и фразой: «Мам, мы ненадолго, пару месяцев!» С тех пор прошло двенадцать лет. Я помогала растить каждого внука, терпела колики, бессонницу и гам, будто в общежитии.
Невестка Ольга сидела в декрете раз, потом другой, потом третий. Когда дети болели — то она, то я брали больничные. Я забыла про себя: вечные пелёнки, разогретый суп, размазанная по стенам манка. Ни минуты покоя, только упрёки: «Ты же бабушка, тебе положено».
Я ждала пенсию, как манну небесную. Думала — наконец-то заживу для себя. И первые полгода казались райскими. Но долго это не продлилось.
Каждый день я вставала в шесть, везла Диму с Олей на работу, потом — завтраки, детсад, школа. С младшей, Катюшей, гуляла у Оби, готовила борщ, драила полы, а вечером — кружки, уроки, «Колобок» на ночь. Как белка в колесе.
Иногда ночью, когда все засыпали, я бралась за пяльцы. Вышивка была моей отдушиной. Как-то раз, разбирая шкаф, я случайно увидела сообщение сына: «Мама на нашей шее сидит, а мы ещё за её таблетки платим». Перечитала трижды. Сначала подумала — ослышалась. Но нет, он просто отправил не тому человеку. Эти слова впились, как заноза.
Я не устроила скандал. Молча сняла комнатку в Академгородке, сказала: «Хочу пожить одна». Аренда забирала почти всю пенсию в 25 тысяч, питалась гречкой, зато дышала свободно.
Когда-то купила ноутбук. Ольга ржала: «Тебе ж даже «Вконтакт» не освоить!» Но я научилась. Подруга науры показала основы, и я стала выкладывать вышивки. Сначала просто так, потом бывшие коллеги из «Газпрома» начали заказывать. Потом соседка попросила научить её внучку — за тысячу в час. Появились три ученицы. Копейки, зато свои. И главное — я чувствовала себя нужной, а не обязанной.
Я больше не просила у Димы ни копейки. Не звонила, не ныла. Иногда видимся на днях рождения, но говорим только про погоду и соленья. Не держу зла. Просто не могу жить там, где я — обуза.
Теперь у меня свой угол. Пахнет мятой, а не подгузниками. На стенах — мои работы, а не каракули внуков. В душе — может, и нет счастья, но есть самоуважение.
Я не хотела ссоры. Хотела просто «спасибо». Но если сын решил, что я его обирала — пусть живёт без меня. А я — без него.
