«Мамка у нас на шее висит» — как только я это прочитала, у меня внутри всё перевернулось.
В моей двушке в Новосибирске много лет ютились мой сын Денис с семьёй. После свадьбы они сразу ввалились ко мне с чемоданами и обещаниями: «Мам, поживём немного и съедем!» Прошло десять лет. Я пережила с ними рождение всех троих детей, бессонные ночи, бесконечные простуды и шум, будто на рынке в час пик.
Невестка Татьяна сидела в декрете — раз, потом второй, потом третий. Когда дети болели, мы с ней по очереди брали больничные. О себе я не думала — только готовка, уборка, пелёнки, вечно грязные обои. Ни минуты покоя, лишь упрёки: «Ты же бабушка, тебе положено».
Я ждала пенсию, как узник тюрьмы — казалось, вот оно, освобождение! Наконец-то смогу пожить для себя. И да, первые полгода на пенсии были как праздник. Но ненадолго.
Каждое утро — подъём в шесть, везти Дениса с Таней на работу, потом назад, накормить внуков, одного — в сад, второго — в школу. С младшей гуляла в сквере, потом обед, стирка, уборка, вечером — музыкалка, уроки, сказки перед сном. Без передышки.
Лишь ночью, когда все засыпали, я могла взять в руки пяльцы — вышивка была моей отдушиной. Однажды, разбирая вещи, я случайно увидела сообщение сына:
«Мамка у нас на шее висит, — писал он кому-то, — а мы ещё тратимся на её лекарства». Перечитала раз пять. Сначала не верилось — ошибка? Но нет. Он просто отправил не мне. Эти слова врезались в память, как нож.
Я не устроила сцен, не рыдала. Просто сняла комнату в соседнем районе. Сказала: «Хочу пожить одна — так спокойнее». Аренда съедала почти всю пенсию, питалась макаронами с чаем, зато — своя крыша.
Когда-то, ещё до пенсии, купила ноутбук. Таня ржала: «Тебе зачем? Ты ж даже включать не умеешь!» Но я научилась. Подруга дочери показала азы, и я стала выкладывать фото вышивок в соцсети.
Сначала просто хвасталась, потом коллеги из старой конторы начали просить что-то сделать для них. Потом — для их знакомых. А однажды соседка попросила научить внучку вышивать за скромную плату. Так появились первые ученицы — две девочки. Деньги небольшие, но свои. И главное — я чувствовала себя нужной, но не обязанностью.
Я больше не просила у сына ничего. Не звонила, не лезла. Иногда видимся на семейных посиделках, но говорим только о погоде и оливье. Я не злюсь. Просто не могу жить там, где меня считают обузой.
Теперь у меня свой угол. Тут пахнет чабрецом, а не детскими носками. На стенах — мои вышивки, а не каракули внуков. В душе — может, не полный покой, но хотя бы самоуважение.
Я не хотела ссоры. Хотела благодарности. Или хотя бы честности. Но если сын думает, что я жила за его счёт — пусть живёт без меня. А я — без него.
